При слабом свете комнаты, в своем легком, белом костюме, он казался в это утро еще более громоздким, чем когда-либо.
Раздался стук в дверь, и, весь сияя от удовольствия, в комнату вошел слуга с большим букетом желтых роз. Он разразился целым потоком красноречия, описывал свои похождения в поисках за этими розами, их необыкновенную красоту, а также красоту благородной сеньоры и щедрость ее мужа.
Рексфорд приподнял одну бровь, дал слуге пять песет и поблагодарил его. Затем, взяв у него розы, он передал их Франческе.
– Я боялся, что мне не удастся достать именно таких… желтых; ведь другие… это совсем не то!
Он пересел на край кровати и обнял жену. Оба засмеялись.
– Какая была бы трагедия, если бы этот малый не сумел их достать, не правда ли, дорогая, в такой день, как сегодня?
Франческа притянула его к себе своей белой рукой и поцеловала.
– Тебе приходят в голову чудесные мысли, Тони, – нежно сказала она, прижимая его лицо к своему.
Рексфорд просиял.
– О нет, – счастливым голосом уверенного человека сказал он, – но когда имеешь счастье быть мужем такой прелести, как ты, моя дорогая, нельзя забывать. Я и посейчас помню, как я нервничал, ожидая тебя в храме. Мне показалось это вечностью, и когда ты, наконец, появилась, у тебя был вид такого младенчика, мне стало стыдно и даже как-то страшно, как будто я совсем не имел права на тебя.
Он выпрямился, закурил папиросу и передал ее Франческе, затем, закурив другую для себя, добавил:
– Ты знаешь, дорогая, я чувствую себя так хорошо, сидя с тобою, как десять лет назад. Но мне кажется, ты что-то молчалива, родная; случилось что-нибудь?
Франческа засмеялась отрывистым смешком: – Ничего, честное слово. Но ты понимаешь, что жена не может не быть тронута таким подношением в десятую годовщину свадьбы. Другие мужья, дорогой мой, после такого срока вместо того, чтобы подносить золотые розы, начинают подумывать о разводе.
Рексфорд засмеялся:
– Только плохие мужья, родная. Весь вопрос в том – способен человек или не способен оценить свою подругу жизни, и притом с самого начала.
Он встал и поправил перед зеркалом свой галстук.
– Ты знаешь, Фай, я не хвастаюсь блеском своего ума, но ты согласишься, что я сумел рассмотреть хорошую вещь, как только я ее увидел?
Он опять подошел к постели и стоял, улыбаясь жене.
– А не пора ли тебе встать?
– Дорогой мой, сейчас. Пошли мне Матильду, когда пойдешь. Ее дверь через одну от моей направо. Но, Тони, одну минутку – подойди сюда.
Он вернулся.
– Нет, сюда, сюда, совсем сюда.
Он опять встал около нее, немного заинтригованный; она протянула ему руку.