– Я бы смог остаться с тобой, София, – повторил он. – С тобой я был бы счастлив и в ссылке. С тобой мне не нужен титул, богатство, ничего. Вдвоем мы смогли бы устроить жизнь.
Она покачала головой, и в голосе ее зазвучали стальные нотки:
– Ты бы приговорил наше дитя к жизни в безлюдных сибирских лесах, но и там Екатерина не дала бы ему покоя. Она ни за что не простила бы тебя… и меня тоже. И страдал бы наш сын. – Женщина решительно покачала головой: – Я не могу дать нашему сыну того, что можешь дать ему ты. И я не стану приносить в жертву тебя и его во имя эфемерной романической мечты.
Улыбка тронула губы мужчины.
– Ах, София, ты стальная женщина. Екатерина оценила бы тебя по достоинству.
– Сомневаюсь, – насмешливо возразила женщина. – Она увидела бы во мне соперницу, ни больше и ни меньше. Ты не смог бы жить со мной и изменять мне, я знаю. И какие бы уловки ты ни изобретал в стремлении избежать ее постели, Екатерину тебе не обмануть. Она не простит тебе любовь к другой женщине. Скорее, уничтожит тебя. Ты знаешь, как ревниво относится она к своим любовникам, даже бывшим, даже отверженным. Она сама решает, кого приблизить к себе и кого отдалить. Но и те и другие должны быть преданы ей по гроб жизни и любить только ее.
– Ну что же, тогда…
София подняла ребенка и поцеловала его в лоб, закрыв глаза, из которых текли слезы.
– Возьми его и уходи, – сказала она, протянув младенца Алексею. – Быстрее!
Он колебался.
– Любовь моя…
– Ради Бога, Алексей, сжалься надо мной. Уходи.
Он взял младенца, прижал к груди, наклонился и поцеловал Софию в губы. Они были холодными и неподатливыми. Софию словно подменили. У Алексея щипало глаза. Медлить – значит растягивать мучение. Он быстро вышел, закрыв за собой дверь.
София лежала, прислушиваясь к затихавшим шагам Алексея, и, когда шаги стихли, дала волю слезам, проклиная императрицу.
Лондон, сентябрь 1807 года
Ливия Лейси нетерпеливо постучала по ладони сложенным веером. Оркестр заиграл котильон. Все танцы у Ливии были расписаны, но ее партнер почему-то запаздывал, и драгоценные минуты уходили впустую.
Она чувствовала на себе взгляды пожилых кумушек, стоявших кружком в дальнем конце бального зала, зная, что сейчас они судачат о ней. Должно быть, до них дошел слух, что она была на маскараде в одном пользующемся сомнительной репутацией доме в Воксхолле. Обычно Ливия вела себя скромно, как подобает, но иногда необходимость постоянно держать себя в рамках этикета начинала так сильно ей досаждать, что она срывалась, позволяя себе некоторые послабления. Поездка в Воксхолл в компании молодых светских львов и львиц в тот момент представлялась ей заманчивым приключением, в котором она не могла себе отказать, но очень скоро она пожалела о своей выходке – неприятные последствия не заставили себя долго ждать.