— Вы страшный человек, — сказал Лафатеру на аудиенции император Иосиф I, — с вами надо быть настороже.
— Честному человеку нечего меня бояться, ваше величество.
— Но как вы это определяете? Я понимаю: сильные страсти накладывают отпечаток, ум или глупость видны сразу, но честность?
— Это трудно объяснить, ваше величество. Я стараюсь не следовать авторитетам, а полагаться на чувство и опыт. Иногда все решает мельчайшая черточка. Лицо может быть безобразным, неправильным, но честность и благородство придадут его чертам особую гармонию…
Разумеется, он начинал не на пустом месте. За его спиной возвышалась массивная тень Аристотеля, который в своем всеведении, конечно, не мог обойти столь пикантный предмет:
«У кого руки простираются до самых колен, тот смел, честен и свободен в обращении.
Кто имеет щетинистые, дыбом стоящие волосы, тот боязлив.
Те, у коих пуп не на середине брюха, но гораздо выше находится, недолговечны и бессильны.
У кого широкий рот, тот смел и храбр».
На таком уровне мыслил этот могучий ум.
Титан античности положил начало и так называемой животной физиономике:
- толстый, как у быка, нос означает лень;
- с широкими ноздрями, как у свиньи, — глупость;
- острый, как у собаки, — признак холерического темперамента;
- торчащий, как у вороны, — неосторожность.
Направление это было развито до полного тупика знаменитым Портой, художником итальянского Возрождения, который достиг предельного искусства во взаимной подгонке физиономий зверей и людей, так что их уже нельзя было и отличить друг от друга. В лице Платона Порта, между прочим, уловил сходство с физиономией умной охотничьей собаки, но этой традиции знаменитого дипломата Талейрана сравнивали с лисой; у грозного Робеспьера находили в лице нечто тигриное, а старые ворчуны-аристократы времен Людовика XIV, говорят, были похожи на благородных императорских гончих.
Лафатер знал, конечно, что как источник практически важных сведений о человеке физиономия ценилась с древности, но у авторитетов не сходились концы с концами. Известный физиономист Зопир, тот самый, что объявил Сократу о его низких пороках и, к своему вящему удивлению, услыхал подтверждение из уст самого философа, был уверен, что большие уши — признак изысканного ума. Плиний Старший же уверял: у кого большие уши, тот глуп, но достигает глубочайшей старости.
Незаурядным физиономистом считался Цезарь. Когда ему хвалили Кассия, его будущего убийцу, он заметил:
Хочу я видеть в свите только тучных, прилизанных и крепко спящих ночью. Кассий тощ, в глазах холодный блеск. Он мною думает, такой опасен.