Когда к столу подошел чернокожий, Б. Б. подумал сперва, что это какой-нибудь недовольный управляющий: возможно, кто-нибудь из пенсионеров потребовал, чтобы администрация немедленно запретила приходить в ресторан с детьми. Но чернокожий оказался вовсе не сотрудником ресторана. Просто в полумраке Б. Б. не узнал его сразу. Это был Отто Роуз.
На нем красовался голубой костюм — такой яркий, что даже в полумраке Б. Б. различил вызывающе короткую пару цвета электрик. В остальном же чернокожий был одет вполне по-деловому и даже консервативно: тщательно начищенные «оксфордские» туфли, белая рубашка и репсовый галстук-самовяз, искусно завязанный свободным узлом. Отто навис над столом с величественной грацией, которую так любил изображать. Он был похож не то на актера, не то на диктатора страны «третьего мира». Отто было едва за тридцать — что уже само по себе не могло не раздражать, но он еще и выглядел на двадцать с небольшим, несмотря на выбритую черепушку. Б. Б. наблюдал, как его собственная шевелюра редеет год от года или даже месяц от месяца, а Отто просто брился налысо — и ему это шло. Его гладкий скальп сиял в отсветах свечей, горевших на соседних столиках.
Насколько Б. Б. мог судить, появление Отто Роуза, столь внезапное и необъяснимое, было скорее всего дурным предзнаменованием. Дурным — потому что никто, кроме Дезире, не знал, где находится Б. Б. Дурным — потому что Отто Роуз стоял теперь перед ним, наблюдая воспитательный процесс, наблюдая, как он ужинает в дорогом стейк-хаусе с одиннадцатилетним мальчиком, причем на столе стоят откупоренная бутылка «Сент-Эстеф» и два бокала, один из которых явно предназначен для несовершеннолетнего ребенка. Дурным — потому что, хотя они с Отто и были партнерами, почти приятелями, от этого партнера Б. Б. рад был бы избавиться. Дурным — потому что единственная причина, по которой Роуз стал бы разыскивать Б. Б., — это какая-нибудь гадость.
— Приветствую вас, молодой человек, — сказал Роуз, обращаясь к Чаку. Его густой, неотесанный акцент искрился островным юмором и радушием — как и всегда в тех случаях, когда Роуз хотел быть очаровательным. Он взялся за горлышко бутылки. — Вам освежить? Или мистер Ганн сам ухаживает за вами?
Чак, который снова сосредоточенно занялся своим бутербродом, поднял глаза на Роуза, стараясь при этом, однако, не встречаться с ним взглядом, и промолчал. Б. Б. другого и не ждал. Какой бы разношерстной ни была Флорида — ведь здесь живут и кубинцы, и евреи, и просто белые, и выходцы с Гаити и других островов Карибского моря, и просто черные, и латиносы всех мастей, и всевозможные пришельцы с Востока, и один черт знает кто еще, — все дело в том, что никто из них не желает иметь ничего общего с остальными. Белая мелюзга не разговаривает с черной. Черные карапузы бойкотируют белых. Занимаясь воспитанием всей этой шантрапы, Б. Б. миллион раз сталкивался с подобными вещами. А уж коли взялся воспитывать мальчишек, такие вещи нужно понимать.