Бобби подошел к трейлеру, поднялся по трем растрескавшимся бетонным ступеням и надавил на кнопку звонка.
Я судорожно озирался вокруг. По одной из поперечных улиц, за полквартала от нас, протащился видавший виды, потрепанный «датсун». Быть может, водитель притормозил специально, чтобы получше нас разглядеть? Не знаю.
Бобби снова позвонил, потом подергал дверную ручку и негромко постучал — если только стук бывает негромким. Он колотил в дверь под самым глазком. В эту секунду мне пришло в голову, что Карен и Ублюдок все равно ни за что не выписали бы нам чек, если бы мы вытащили их из постели, — они были бы злы как черти.
Не сходя со ступеней, Бобби потянулся, пытаясь заглянуть в окно кухни. Он крепко приник к хрупкому стеклу, и я подумал, что он его сейчас выдавит.
— Господи! — воскликнул Бобби. — Они либо ушли, либо померли.
Я засмеялся, но вдруг понял, что Бобби, в общем-то, не сказал ничего смешного, и запнулся. Мы побрели обратно к «кордобе». Пора было забирать остальных ребят. Всю дорогу я просидел, ссутулившись, на переднем сиденье, едва переводя дух от страха и невыразимого облегчения.
Кондиционер работал на полную катушку, холодный воздух обдувал меня со всех сторон, и я старался поглубже вжаться в свежевымытое кожаное сиденье. Мне хотелось одновременно и умереть, и разрыдаться, и еще — хотя я не вполне отдавал себе в этом отчет — мне хотелось, чтобы Бобби меня обнял. Но ему было не до меня: он деловито крутил ручку радио и остановился наконец на «Блю ойстер калт».[16] Голос, полившийся из динамиков, настойчиво убеждал меня отринуть страх перед старухой-смертью, но не могу сказать, что этот призыв благотворно подействовал на мое самочувствие.
— Ты все-таки сорвал куш — это тоже неплохо, — заговорил Бобби, решив, видимо, что меня нужно приободрить. — День работы этого стоит. Ты все равно остаешься в игре. Но двойной куш всегда лучше, правда? А? Ну ничего, завтра возьмешь двойной. Ведь ты же Ядерный Лем, а не кто-нибудь. У тебя все отлично получится.
Если бы зрелище двойного убийства не лишило меня дара речи, весь этот «позитив», который гнал Бобби, наверняка бы меня вдохновил. Услышав от него малейшую похвалу, я был тут же готов развесить уши и ненавидел себя за это. Казалось, я готов освоить ремесло книготорговца и продавать многотомные издания людям, которые никогда в них даже не заглянут и уж точно не смогут их оплатить, только ради того, чтобы Бобби погладил меня по головке. Умница, Лем, хорошая собачка. Но что поделаешь, мне это нравилось. Два человека погибли: они лежат там, на полу, с пробитыми черепушками, по облезлому линолеуму растеклись их кровь и мозги, и что же? Мне это вроде по-прежнему нравится.