– Ах ты мерза… – вскочил второй громила… и сел с удивлением на лице, пропустив незаметный мгновенный выпад Матвея. Остальные ничего не поняли, взирая на происходящее сквозь дым.
– Ясно, – кивнул будущий филолог с волосатой грудью, – снова вумен вульгарис. Наш Жоржик где-то позарился на чужую юницу.
– Да ты, скотина, знаешь, кто я?! – завопил опомнившийся Жорж. – Я тебя в выгребной яме сгною, в болото засажу, я тебя, гад… – Синявский схватил стоявший на тумбочке утюг, двинулся на Матвея. – Попадание внутрь – смертельно, соображаешь? Убью!
Еще двое парней встали с кроватей, явно собираясь помочь товарищу, да и бугаи оклемались, уверенные в своей силе. И Матвей вынужден был применить превентивные меры воздействия.
Русбой, которым он владел в совершенстве, как и айкидо, основан на приемах нейтрализации противника без тяжелых травм. Поэтому Матвей использовал хаппо ундо[23] – принцип «движения на восемь сторон света» – лишь в приложении к тодомэ – пресечению атаки, в результате чего утюг из рук Жоржа перекочевал к нему, телохранители красавца улеглись на пол, а двое студентов залезли под стол. Движение в комнате прекратилось, шепот девушек стих, воцарилась полная тишина. Матвей аккуратно поставил утюг в тарелку с ветчиной, наставил палец на держащегося за руку Жоржа:
– Покой ценя, покой любя, ни ты меня, ни я тебя. О’кей, мальчуган? Же не компран па? Андестенд ми, май френд? Кивни, язык жестов я тоже понимаю. Вот и отлично. Теперь ты мой бенефициарий, а это значит, что я тебя предупредил, сопляк.
Фыркнула одна из девушек, потом захихикали остальные, захохотал благодушно настроенный волосатогрудый «патриарх». Под этот смех Матвей и удалился, чувствуя «аморальное удовлетворение», но далеко не уверенный в том, что акт воспитания подействует на привыкшего себе ни в чем не отказывать Жоржа.
Поскольку машину Матвей оставил за три квартала до общежития, чтобы не «светиться» понапрасну, он решил проехать две остановки на трамвае. И оказался свидетелем достаточно громкого разговора двух гегемонов, возвращавшихся то ли с работы, то ли с застолья.
– Прихожу я, бля, вчера домой, Серега, а они уже обедают без меня: жена, бля, дочь, бля, и этот хмырь е… в рот! Зять, значит. Ну, я и говорю…
Матвей переглянулся с невысоким седым пассажиром, стоявшим рядом. Седой кивнул на беседующую пару:
– Высокоинтеллектуальный у них разговор. – Вряд ли он понял подтекст сказанного.
Матвей ответил без улыбки:
– Может быть, он сказал правду. Но вообще-то сейчас это норма.
– Вы правы. Но я всегда был уверен, что самое большое отклонение от нормы – посредственность, серость, а не наоборот. Вы меня понимаете?