— Все в порядке, Дамьен?
Вот уже два года Дэйв предпринимал титанические усилия, чтобы произносить мое имя на французский манер, но добился лишь того, что я не мог удержаться от смеха, когда он обращался ко мне.
— Угу, Дээйв, все хорошо. Не беспокойся.
— Как отель?
— Ну, это же «Риц»…
— Так ведь я не знаю, я же никогда не бывал во Франции… Кстати, забыл сказать тебе вчера, что в Париже есть агентство, которое представляет наши интересы. Если тебе что-нибудь понадобится, они всегда помогут. Агентство небольшое, у французов больших нет, но люди там милейшие.
— Я знаю, Дэйв… ты, похоже, забыл, что и я француз?
— Да, да, конечно. Дать тебе их телефон?
— Нет-нет, пока не нужно, спасибо… А вот тебе придется взять для меня мотоцикл напрокат.
— Ты не хочешь ездить на такси? — удивился он.
— В Париже это меня вполне устраивает, но для долгой поездки…
По внезапно наступившему молчанию я догадался, какое у него сейчас выражение лица. Как и вся команда «Олдрич», Дэйв страшно боялся, как бы мое пребывание во Франции не затянулось. Я уже на две недели задержал последние сценарии для третьего сезона «Сексуальной лихорадки», и продюсеры, конечно, обрывали телефоны в агентстве, не скрывая своего растущего нетерпения. Почему эти треклятые французы всегда так тянут? Сценарии были давно готовы, продюсеры наняли целую армию писак — story editors и script doctors, но я должен был все это просмотреть, одобрить и придумать финальный аккорд.
— Ты… ты куда-то едешь? — пролепетал Дэйв.
— На юг Франции.
— Что?
— Я еду в Горд, это в Провансе. Отец купил там дом, и мне надо уладить кое-какие дела.
— Это надолго?
— Не знаю.
Я почти видел, как пальцы Дэйва конвульсивно сжимают трубку.
— Но… Но как же deadline,[7] Дамьен?
— Слушай, Дэйв, у меня только что умер отец, — сказал я с притворным негодованием.
Это был верх жестокости. Бедный парень онемел. Я сжалился над ним…
— Не волнуйся, Дэйв, это очень тихое место, и я смогу спокойно поработать в своем домишке. Не терзайтесь вы там, в агентстве. В ближайшие дни я пришлю вам окончательный вариант по мейлу.
Я с улыбкой отключил мобильник и посмотрел на свое отражение в большом зеркале. Я попытался разглядеть черты отца в собственном лице. Узнать его глаза. Рот. Но увидел я только трехдневную щетину, круги под глазами и взлохмаченную черную шевелюру. Нечто ирреальное. Совсем другой я — такого мне уже давно не доводилось видеть, и этот другой я совершенно не хотел писать похабные истории о нью-йоркских задницах.
Я решил воспользоваться временем, которое оставалось у меня в Париже, чтобы побродить по его узким улочкам, испить до дна волшебный напиток этой двуликой Панамы