Оглядевшись вокруг, Матвей увидел, что роспись поблекла, кое-где вьется плющ, плиты под ногами растрескались и в щели пролезли мосластые корни. На подушках мха дремало стадо свиней, валялась скорлупа гигантского яйца, трепыхалась живая рыба. У колонн стояли истуканы в черных латах. Нищие, обмотанные цветастым тряпьем, прокалывали друг у друга волдыри. Поодаль кающиеся грешники выводили заунывные псалмы. На парчовых волнах розовые младенцы сосали пальчики, напрягали и расслабляли сфинктеры и сладострастно кричали. Подвешенная на крюк, сочилась освежеванная коровья туша. На плите собралась лужа крови, и тонкие борзые осторожно лакали из нее.
Священник, кривляясь, сказал с амвона:
– Бог родился без отца и матери от червя и рождался многажды. Червь зародился в Боге, Бог ел, и червь ел, и Бог был сыт червем, и червь – Богом. И от этого светило солнце! – Священник вытащил из-под рясы трусы, вытряхнул на прихожан и слезливо продолжал: – Бог своего сыночка солнышком грел, дождиком поливал, ветерком обдувал… – Рыдания задушили его.
Тогда заговорил Жених, блистая бледностью кожных покровов:
– Первая моя беременность завершилась мертворождением, потом родилась дочь, но умерла от кровоизлияния в мозг, от третьей беременности родился мальчик с врожденным дефектом сердца и тоже умер, четвертая закончилась выкидышем… – Жених изможденно засопел и прикрыл лицо руками.
– Дети, дети! – на все лады причитал священник. – Чего же вы ждете?! Быстренько поцелуйте папе ручку!
Четыре урода вышли из толпы и, приложившись к протянутой руке, стали за спиной Жениха.
– Пятый сынок… вроде как плачет… – Жених поискал глазами Матвея. – Иди, Матвей, покачай его, – он указал на каменную люльку.
Под конвоем всеобщего внимания Матвей приблизился к люльке и поглядел на младенца. До чего страшен был: башенный, бугристый череп, плоская переносица, нижняя челюсть отвалилась, выпал толстый язык, зубы мелкие, рот высох, зрачки закатились, кожа землистого цвета, с плесенью.
– Ну что? – с тревогой спросил Жених. – Уснул?
Матвей потрогал ледяной лобик младенца и ответил срывающимся от сострадания голосом:
– Помер ваш сынок!
– Как умер? – взвыл Жених. – И этот?! – И вдруг зашептал бредоподобно: – Я только сына родил, умереть хотел, а на закате вздумалось людей судить. Я ребеночку зла желал, не знал, выживет ли… Старушки сказали: «Молись», – а сами совокупляются с внучатами… Почему так получилось, почему сынок мой умер, почему люди плачут?!
Рыдали карлики, бросив плясать, кающиеся грешницы царапали груди, заходились плачем старухи, роняла слезы коровья туша, голосил священник, приобняв нетопыря за пупырчатую шею.