Над магистралью, над площадью, над аллей фонтанов взревел быстролет скорой помощи. Маша прижалась к спутнику.
– Что это? – спросил он, прислушиваясь к тревожному звуку, и мышцы его напряглись, как-будто надвигалась опасность. Рыжий нагнулся и осторожно поставил Куна на лапки. Щенок заскулил.
– Я сейчас, – сказал человек. Маша присела успокоить зверька… и вдруг поняла, что она – одна. Стало жутко.
– Вы где? – вскочив, закричала она в темноту. – Я вас не вижу?
* * *
Оставьте мое ухо в покое, – попросил Конин, чувствуя, как напрягаются мышцы. В студенческом кафе было почти пусто и никто не смотрел в их сторону.
– Ну ты, идеальнейший человек! Законченный круглый добряк! Каша рассыпчатая! Ты мне еще будешь указывать? – «шутник» растопырил пальцы и полез пятерней в лицо. Иван отвел руку парня. Ему почему-то сделалось весело. Не поднимаясь, он взял «шутника» под мышки и усадил на стол к пирожкам. Парень наотмашь ударил, но попал запястьем в ребро ладони, подставленной Кониным, и заскрипел зубами, няньча ушибленную кисть.
– Думаешь справился? – шипел он. – Ты еще меня не знаешь!
– А ты сам себя знаешь?
– Знаю. Испытывал и с другими сравнивал!
– Ну и как?
– Плохо! – неожиданно признался «шутник». – Самое простое дается с трудом. Но от того, что обделила природа, еще больше хочется переплюнуть счастливчиков, одаренных с рождения! Понимаешь, мне удача нужна больше, чем им! Я готов на все! Мой девиз – «Вперед и только вперед!» Никто из этих умников не жаждет победы так, как я! Главное не упустить подходящий момент. Готов тысячу раз начинать сначала. Скажи, ты веришь, что я своего добьюсь?
– Верю, – успокоил Иван и потянулся к пакету. – Можно попробовать?
– К черту пирожки!
– Напрасно, – заметил Конин. Он уже взял один и похрустывал корочкой. – Можешь мне верить, они достойны внимания. А начинка – пальчики оближешь! – улыбаясь, он смотрел в глаза парню и думал: «Признается в бездарности – значит не все потеряно». – У тебя в жизни не было порядочной привязанности. Я угадал?
– Что с того? Мне это ни к чему, – «шутник» машинально взял один пирожок, сунул в рот. Бородавка на щеке заплясала.
– Правда вкусно?
– Дерьмо! – огрызок полетел в урну.
– Ловко у тебя получается, – похвалил Конин.
– Смеешься? Посмотри на себя!
– Каждый день смотрю. А что, снепрвычки жутко?
Парень расхохотался.
– Да нет… Вообще-то терпимо!
– Как? Только терпимо?! – Иван ощутил подъем.
Он вскочил с кресла, забегал возле стола. – Что ты смыслишь, младенец! Посмотри на эту роскошную шею, на этот неподражаемый чуб! Где ты еще такое мог видеть? Я создан для обожания! Я не из тех, кто сгинет бесследно! У меня есть цель – воздвигнуть себе пирамиду. Такую, чтоб и Хеопс позавидовал! Увидишь, я своего добьюсь! Такого желания иметь пирамиду ни у кого больше нет! Ради этого я готов на все! Даже могу похудеть! Не веришь? Откажусь от обеда и скоро сделаюсь неотразимым! – распаляя себя, Конин носился вокруг стола, то пряча руки за спину, то складывая их на груди. Лицо раскраснелось. В голосе – звон. В глазах – молнии. Рыжий чубчик – торчком. – Не веришь? – продолжал он. – Настанет день и обалдевшие от восторга вы будете ходить за мной табунами. Я всех вас заворожу. А когда величие мое достигнет вершины… возьму и начну тяготиться славой. Одни подумают, дескать, манерничаю. Другие решат, что это здоровое отвращение к блеску успеха. Но мало кому придет в голову, что тяготение славой – это новая стадия наслаждения ею. Ведь слава, как пальмовый плод: сначала в нем делают дырочку, чтобы утолить жажду соком, затем раскалывают и выворачивают наизнанку, чтобы полакомиться терпкой мякотью. Нет, что ни говори, приятно умирать сознавая, что ты всех обскакал и теперь, испуская дух, как червяк, извиваешься под лучами известности на виду у людей!