– Mon Dieu, mes amis,[270] всё это так для меня неожиданно.
Наконец-то воротилась Софья Матвеевна. Но она села на лавку такая убитая и печальная.
– Не быть мне в Спасове! – проговорила она хозяйке.
– Как, так и вы в Спасов? – встрепенулся Степан Трофимович.
Оказалось, что одна помещица, Надежда Егоровна Светлицына, велела ей еще вчера поджидать себя в Хатове и обещалась довезти до Спасова, да вот и не приехала.
– Что я буду теперь делать? – повторяла Софья Матвеевна.
– Mais, ma chère et nouvelle amie,[271] ведь и я вас тоже могу довезти, как и помещица, в это, как его, в эту деревню, куда я нанял, а завтра, – ну, а завтра мы вместе в Спасов.
– Да разве вы тоже в Спасов?
– Mais que faire, et je suis enchantè![272] Я вас с чрезвычайною радостью довезу; вон они хотят, я уже нанял… Я кого же из вас нанял? – ужасно захотел вдруг в Спасов Степан Трофимович.
Через четверть часа уже усаживались в крытую бричку: он очень оживленный и совершенно довольный; она с своим мешком и с благодарною улыбкой подле него. Подсаживал Анисим.
– Доброго пути, сударь, – хлопотал он изо всех сил около брички, – вот уж как были вами обрадованы!
– Прощай, прощай, друг мой, прощай.
– Федора Матвеича, сударь, увидите…
– Да, мой друг, да… Федора Петровича… только прощай.
II
– Видите, друг мой, вы позволите мне называть себя вашим другом, n’est-ce pas?[273] – торопливо начал Степан Трофимович, только что тронулась бричка. – Видите, я… J’aime le peuple, c’est indispensable, mais il me semble que je ne l’avais jamais vu de près. Stasie… cela va sans dire qu’elle est aussi du peuple… mais le vrai peuple,[274] то есть настоящий, который на большой дороге, мне кажется, ему только и дела, куда я, собственно, еду… Но оставим обиды. Я немного как будто заговариваюсь, но это, кажется, от торопливости.
– Кажется, вы нездоровы-с, – зорко, но почтительно присматривалась к нему Софья Матвеевна.
– Нет, нет, стоит только закутаться, и вообще свежий какой-то ветер, даже уж очень свежий, но мы забудем это. Я, главное, не то бы хотел сказать. Chère et incomparable amie,[275] мне кажется, что я почти счастлив, и виною того – вы. Мне счастье невыгодно, потому что я немедленно лезу прощать всех врагов моих…
– Что ж, ведь это очень хорошо-с.
– Не всегда, chère innocente. L’Evangile… Voyez-vous, désormais nous le prêcherons ensemble,[276] и я буду с охотой продавать ваши красивые книжки. Да, я чувствую, что это, пожалуй, идея, quelque chose de très nouveau dans ce genre.[277] Народ религиозен, c’est admis,[278] но он еще не знает Евангелия. Я ему изложу его… В изложении устном можно исправить ошибки этой замечательной книги, к которой я, разумеется, готов отнестись с чрезвычайным уважением. Я буду полезен и на большой дороге. Я всегда был полезен, я всегда говорил