ЧП на третьей заставе (Пеунов, Чернявский) - страница 97

Путь на ту сторону начинался не от заставы, как думал Аверьян, а из глубины своей территории. Свавилов провел его к хозяину тайной корчмы и сказал всего одно слово:

— Вот. — И ушел.

В тот же день, когда уже стемнело, хозяин корчмы переправил Аверьяна в одну избушку, верстах в пятнадцати от границы. Это была лесная сторожка, затерявшаяся в дебрях соснового бора.

Сурмач еще никогда не переходил государственной границы. На фронте не однажды доводилось гулять по вражеским тылам. Но, пересекая фронт, он совсем иначе чувствовал себя. И по ту сторону была своя земля, свои люди, которые ждали тебя, были рады тебе.

Лес, лес… Угрюмый, настороженный. Лишь иногда зашуршат слегка макушки сосен. Под ногами — болото. Хорошо, что его успел схватить легкий морозец, и кочки не проваливаются, выдерживают человека.

Государственная граница Союза Советских Социалистических Республик.

Где ее пересекли «контрабандисты», которых вел Юрко Шпаковский? Шли осторожно. Порою подолгу стояли, вслушиваясь в непонятные звуки ночи. Но, видимо, только для Сурмача они были чужими, непонятными. Вот Юрко скомандовал, и «контрабандисты» побежали. А потом, тоже по его команде, начали расходиться. И все молча, понимая скупые жесты проводника. Поднял человек руку: «Я пошел». Получил в ответ кивок: «Иди».

Как-то все уж слишком просто, будто детская игра.

Славку Шпаковского трудно узнать, так он переменился. Был тощий, длинный. А теперь налился силою. Чуточку раздобрел. И к его приятному, с румяными щеками лицу человека, который по утрам обливается холодной водой, удивительно шли черные усики-стрелки. Одет франтом. Лихо сидит на нем шинель, узкие галифе. С высокими задниками и твердыми голенищами сапоги… Пан.

Но это внешняя сторона, а душой он прежний. Тискает Аверьяна в объятьях, будто проверяет крепость костей.

— А мне Юрко тогда говорит: «Видел Сурмача. В кожанке». Вот я обрадовался: нашелся Аверьянчик! А потом решили брать Щербаня. Спрашивают: «Кто бы мог? Кому ты доверяешь?» Говорю: «Сурмач. Другого не знаю, кто мог бы такое деликатное дело без осечки сделать».

Славко от удовольствия похохатывает. Голос у него стал басовитым, солидным.

В доме, куда он привел Сурмача, видимо, жила женщина. На высокой, резной, с финтифлюшками, спинке деревянной кровати, застланной розовым познанским покрывалом, — халат красного шелка. На тахте дремлет пушистый кот — этакий домашний тигренок. Погладил Славко его мимоходом по легкой расчесанной шерсти, он выгнул спину, потянулся со сна сладко, как барчук, и что-то замурлыкал, запел свое. Затем соскочил на пол и начал тереться боком о сапоги человека, в котором признавал хозяина.