— Почему ты больше не проходишь по нашей улице? — спросил Георгос.
— Да мне удобней ездить на автобусе… Ты еще корпишь над книгами? — Немного помолчав, Элени прошептала: — Спина из-за этой каменной стены у меня совсем окоченела.
— Обопрись на меня… Поздно уж, и отец, наверно, беспокоится обо мне.
— Опять ты удрал потихоньку из дому?
— Да.
Они дружно засмеялись.
Потом разговор оборвался. Георгос поглаживал рукой дуло пистолета. Элени сидела, обхватив руками колени.
— Я с раннего утра на ногах, — сказала она после продолжительного молчания.
— Поспи чуть-чуть.
Ночь изливала покой на кровли домов. Где-то в отдалении плакал ребенок.
Патруль, наверно, вернулся уже в свою казарму. Ругань, храп, вонь от портянок… Взгляд Георгоса блуждал высоко в небе, среди звезд.
«На фронтах генералы, не задумываясь, бросают солдат в огонь, точно вытряхивают горох из мешков. Экономический кризис прошел, заводы работают на полную мощность, выполняя военные заказы. Капиталисты, радуясь большим прибылям, покупают подарки близким: породистую собачку — супруге, шубку — любовнице…» Так размышлял Георгос, чтобы скоротать время.
Длинная тень соседнего дома постепенно перемещалась по траве. Лунный свет скользил теперь по ногам Георгоса и Элени.
Вдруг девушка вздрогнула, очнувшись от дремоты, и с удивлением посмотрела по сторонам.
— Который час? — спросила она.
— Еще не рассвело. Что с тобой? Ты дрожишь?
— Я замерзла.
Георгос обнял ее за плечи. Она не стала возражать и, съежившись в комок, уснула в его объятиях.
Полковник встал чуть свет и принялся ходить по квартире. Вчера за весь вечер он не проронил ни слова. Для того чтобы жена не догадалась, что он продал шпагу, он набил бумагой полотняный чехол, предохранявший шпагу от пыли, и положил его на прежнее место. Потом он заперся в столовой и поэтому не видел, как Каллиопа сложила чехол, вытряхнув из него бумагу, и засунула в узел с тряпьем.
На минутку она заглянула в столовую; лицо ее было заплакано. Но Перакис сделал вид, что поглощен чтением книги и не желает вступать в разговор.
С самого утра ему не терпелось поскорей отдать сыну деньги. «Мальчик должен пойти немедленно в университет и уплатить за учебу», — думал он.
Уже несколько раз подходил он к комнате Георгоса и прислушивался к тому, что делается за дверью. Но оттуда не доносилось ни звука. Сейчас он опять остановился у двери, взялся за ручку, но после некоторого колебания направился в столовую.
— Прекрасно! Мать и сын спят, как сурки, — пробормотал он.
Полковник измерил шагами столовую. В передней постучал ногами, чтобы стряхнуть пыль со шлепанцев. Дошел до стены спальни, как раз до того места, где на подушке покоилась голова его спящей супруги. Всего он сделал около двенадцати шагов. Потом он несколько раз повторил свой маршрут, все громче и громче откашливаясь.