Очень скоро выяснилось, что я ошибался.
Несколько дней мы увлеченно изучали сокровища Красного города — оказалось, что делать это вместе куда интереснее. Мы открывали новые свойства прозрачных шаров, деревянных птиц и янтарных спиралей, мы придумывали сказочные истории для каждого таинственного предмета, назначение которого не могли объяснить… Леха просто заболел Красным городом. Он постоянно спрашивал меня, из какого места чаще всего открывается Дверь, и страшно злился, когда я в тысячный раз повторял ему, что это невозможно предсказать заранее. Он вырвал из меня обещание, что, как только Дверь откроется в следующий раз, я немедленно сообщу об этом ему и не стану уходить в красный мир в одиночку. Снова и снова он заставлял меня рассказывать о том, как выглядит Красный город и окружающие его земли.
А потом Леха пропал.
К нам прибежала взволнованная Лехина мама и принялась расспрашивать меня, не знаю ли я, где ее сын. Я честно отвечал, что не знаю — гулять меня в тот день не пустили, потому что накануне я схлопотал «двойку» по математике и теперь в наказание должен был перерешать едва ли не все задачи из учебника. Леха же, придя из школы, быстро похлебал приготовленный бабушкой суп, крикнул «Бабуль, пока» и убежал на улицу. Больше его никто не видел и не слышал.
Когда обзвонили всех наших друзей и одноклассников, стало ясно, что с Лехой стряслась беда. Мои родители позвонили в милицию (мама Лехи уже не могла связно выговорить двух фраз) и сообщили о пропаже ребенка.
Смутно помню какие-то длинные переговоры с огромными людьми в форме, топтавшимися в нашем маленьком коридорчике. Помню плач Лехиной мамы, отрывистый голос моего отца… Помню, что хотел примкнуть к поискам Лехи, но был безжалостно отослан в постель и не узнал о том, как нашли Леху.
Он упал в канализационный колодец с плохо закрепленной чугунной крышкой. При падении он ударился головой о край этой самой крышки, потерял сознание, свалился в скопившуюся на дне колодца воду и захлебнулся. Во всяком случае, так заявил следователь.
Хоронили Леху спустя два дня. Леха лежал в гробу маленький, аккуратный, совсем не похожий на мертвеца. Казалось, что он только играет в смерть. Я не отрывал глаз от его спокойного, сосредоточенного лица, ожидая, что вот сейчас он моргнет и, улыбаясь, вылезет из дурацкого деревянного ящика, куда лег понарошку. Но Леха, разумеется, не моргнул и не улыбнулся, а в крематорий, куда унесли его гроб, меня не пустили родители. Вечером, лежа в постели, я представил себе Леху, въезжающего ногами вперед в ревущую огненную печь, и почувствовал, что задыхаюсь от страшного жара. Неделю я провалялся в постели с высокой температурой и бьющей в виски головной болью, а когда немного поправился, увидел в углу комнаты большой проем, из которого струилось знакомое красноватое сияние.