— Видимо, вы правы.
Колридж вызвал полицейского фотографа и проследил за тем, чтобы тот сделал снимки двери и замка. Потом вместе с сержантом Хупером повторил путь убийцы от туалета в мужскую спальню.
— Вряд ли что-нибудь есть на полу, — предположил инспектор.
— Я тоже сомневаюсь, сэр. Ребята с первого дня топали по этим плиткам двадцать четыре на семь.
— Двадцать четыре на семь? — не понял Колридж.
— Это такое выражение, сэр, — осклабился сержант. — Означает: двадцать четыре часа все семь дней недели.
— Гм... весьма полезное... во всяком случае, экономное.
— Именно, сэр.
— Полагаю, американское?
— Так точно.
— Интересно, в нашей стране еще появляются хоть какие-нибудь новые выражения?
— Меня интересует другое, сэр: найдется ли в Англии второй человек, кроме вас, которому это не до лампы? — Хупер знал, что мог безнаказанно ерничать: Колридж давно его не слушал и нисколько не тревожился о трансформации английского сленга. Таков был способ его концентрации — старик становился еще зануднее, когда мозг приступал к решению проблемы. И на долгие недели погружался в мрачную педантичность.
Он еще с полчаса поизучал обстановку и, не обнаружив ничего существенного, оставил на месте преступления криминалистов, а сам решил побеседовать с подозреваемыми.
День двадцать восьмой
3.40 утра
«Арестантов» собрали в комнате совещаний на втором этаже производственного помещения «Любопытного Тома» по другую сторону рва. Семерых усталых, испуганных молодых людей коротко допросили, разрешили принять душ и привели сюда. Они сидели здесь больше часа, и ужасная правда ночных событий постепенно доходила до их сознания.
Умерла Келли. Девушка, с которой они четыре недели жили в одном доме и дышали одним воздухом. А всего несколько часов назад дурачились и смеялись.
Это была вторая, самая потрясающая мысль, с которой приходилось мириться. А первая — очевидный факт, что убийца — один из них.
Смысл этого не сразу проник в их сознание. Сначала все плакали, обнимались, обменивались недоуменными восклицаниями и сочувствовали друг другу. «Арестантам» казалось, что во всем мире остались они всемером и теперь связаны особыми узами, которые не понять никакому чужаку. Все представлялось призрачным и нелепым: четыре недели взаперти, затем пьяная, сумасшедшая выходка в парилке, неожиданная «оргия», которая удивила их самих, смерть Келли и куча полицейских в доме. Последнее казалось самым странным. В доме, где не имели права появляться посторонние и откуда выходили только после сложной процедуры голосования, запросто расхаживали копы! Да, они являлись и раньше, когда арестовывали Воггла. Но тогда все выглядело совсем по-другому. Участников шоу было больше, и их никто не прогонял с их территории. А теперь всех загнали в крошечное гетто, в мужскую спальню, и они долго выпрашивали разрешения помыться.