— Что… Что скажут люди?
— Ничего особенного, я полагаю, только то, что другой был лучшим в вашем выпуске. Я полагаю, он возьмет Шлинкера.
— Нет! — Он задохнулся в ярости. — Только не Шлинкера!
— Да, — ласково сказала она. — Шлинкера.
— Но…
— Но почему тебя должно беспокоить, что скажут люди? Ведь главное — угодить самому себе.
— И ты думаешь, что Франкон…
— Почему я должна думать о мистере Франконе? Это имя для меня ничего не значит.
— Мама, ты хочешь, чтобы я работал у Франкона?
— Я ничего не хочу, Питти. Ты — хозяин. Тебе решать.
У Китинга мелькнула мысль, действительно ли он любит свою мать. Но она была его матерью, а по всеобщему убеждению, этот факт автоматически означал, что он ее любит; и все чувства, которые он к ней испытывал, он привык считать любовью. Он не знал, почему обязан считаться с ее мнением. Она была его матерью, и предполагалось, что это заменяет все «почему».
— Да, конечно, мама… Но… Да, я знаю, но… Говард? — Это была мольба о помощи.
Рорк полулежал в углу на софе, развалившись, как котенок. Это часто изумляло Китинга — он видел Рорка то движущимся с беззвучной собранностью и точностью кота, то по-кошачьи расслабленным, обмякшим, как будто в его теле не было ни единой кости. Рорк взглянул на него и сказал:
— Питер, ты знаешь мое отношение к каждому из этих вариантов. Выбирай меньшее из зол. Чему ты научишься в Школе изящных искусств? Только строить ренессансные палаццо и опереточные декорации. Они убьют все, на что ты способен сам. Иногда, когда тебе разрешают, у тебя получается очень неплохо. Если ты действительно хочешь учиться — иди работать. Франкон — ублюдок и дурак, но ты будешь строить. Это подготовит тебя к самостоятельной работе намного быстрее.
— Даже мистер Рорк иногда говорит разумные вещи, — сказала миссис Китинг, — хоть и выражается, как водитель грузовика.
— Ты действительно думаешь, что у меня получается неплохо? — Китинг смотрел на него так, будто в его глазах застыло отражение этой фразы, а все прочее значения не имело.
— Время от времени, — сказал Рорк, — не часто.
— Теперь, когда все решено… — начала миссис Китинг.
— Я… Мне нужно это обдумать, мама.
— Теперь, когда все решено, как насчет горячего шоколада? Я подам его сию минуту. — Она улыбнулась сыну невинной улыбкой, говорящей о ее благодарности и послушании, и прошелестела прочь из комнаты.
Китинг нервно зашагал по комнате, закурил, отрывисто выплевывая клубы дыма, а потом посмотрел на Рорка:
— Что ты теперь собираешься делать, Говард?
— Я?
— Я понимаю, очень некрасиво, что я все о себе да о себе. Мама хочет как лучше, но она сводит меня с ума… Ладно, к черту… Так что ты намерен делать?