— Я хочу видеть ее, — только и смогла выговорить я.
Наверно, я вела себя отвратительно! Но ведь не так легко сразу понять, жив человек или мертв. А когда есть сомнения, есть и надежда.
Но вид Келли Бейкер, окровавленной и распростертой на полу, не оставлял никаких сомнений. Она просто сняла передник и вонзила нож с белой рукояткой себе в грудь. Это был тот самый нож, которым она чистила и нарезала апельсины. На лезвии наверняка еще оставались капли апельсинового сока, когда она направила его прямо себе в сердце. Я наклонилась над ней.
— Джоэл, уберите собак. И позовите кого-нибудь!
Впервые в жизни мне не хотелось, чтобы рядом были собаки. Конечно, они не пытались обнюхивать ее или лизать кровь. Нип вообще спал в углу кухни. Чемпионы по сонливости, риджбеки сохраняют свою дремоту бережно, как алмазные копи, которые их поставили стеречь. Ни самоубийство Келли, ни наши голоса не нарушили покоя Нипа. Но Так не спала, она нервничала. Она металась, беспокойно вертя хвостом.
— Джоэл, позовите же кого-нибудь, — повторила я. — Ради Бога, уберите собак и позовите кого-нибудь! Или я позову.
Я села на холодный кафель рядом с Келли и взяла ее маленькую влажную руку. Попыталась прощупать пульс, но я не очень-то умею это делать. Никаких признаков жизни не было, и все же я продолжала держать ее руку. Джоэл увел собак в другую комнату. Потом вернулся и подошел к телефону. Какая выдержка была у этого человека, который занимался психотерапией и к тому же выдавал себя за того, кем на самом деле не являлся или, вернее сказать, кем он стал, но кем по своей природе не был… Голос Джоэла не срывался и не дрожал. Он звучал как всегда.
— Такой бледно-желтый дом с забором, — спокойно и внятно объяснил он по телефону.
Потом он положил трубку и побрел к холодильнику. Повернулся к нему лицом, как будто хотел ознакомиться со списками Келли.
— Она оставила записку, — сказал он тоном, каким говорят о покупках, которые необходимо сделать, или о том, что хозяйка дома на минутку вышла. Все еще стоя ко мне спиной, он помахал в воздухе одной из карточек для кулинарных рецептов.
Истерика уже сжимала мне горло. Я была готова разрыдаться. Когда я отпустила руку Келли, она с мягким шлепком упала на кафель. «Рецепты Келли Бейкер». Волны истерического смеха накатывали, душили меня, рвались наружу. Все происходящее казалось полнейшей бессмыслицей, гротеском. Может быть, Келли и хотела такого эффекта, использовав для предсмертной записки карточку пять на восемь для кулинарных рецептов. Элейн, для которой жизнь домашней хозяйки была равносильна смерти, оценила бы символизм Келли по достоинству. Я громко всхлипнула: