— Слышу вас хорошо. Что у вас «Каштан—три»?
— Координаты те же: квадрат 20-Г.
Паршин искал на карте третий, или четвертый, или любой другой из его восьми «Каштанов», швырял на стол красный карандаш и начинал мерить большую штабную комнату своими крупными шагами в ожидании следующего вызова Иногда он подходил к окну и долго вглядывался в непроницаемую серую мглу за стеклами.
Вошли капитан Игнатенко и заместитель Паршина майор Гульчак.
— Александр Петрович, — обратился не по-уставному Гульчак, — идите, пожалуйста, отдыхать. Вас разбудят, если будут новости.
— А если не будут, мне что — так и дрыхнуть? — раздраженно ответил Паршин.
— Ну что вы самом деле, Александр Петрович! Нельзя же так. Ведь ничего не поделаешь — пурга, какой свет не видел. Стихийное бедствие.
— Черт бы ее побрал! Сколько она может продолжаться!
— Когда-нибудь кончится, товарищ подполковник.
— Ну конечно. Вам бы, капитан, лишь бы не летать. «Когда-нибудь кончится»…
— Напрасно вы, товарищ подполковник, на меня обижаетесь, — как можно спокойнее ответил пилот. — На сегодня снова запрет, и не от нас с вами зависит, отменять его или не отменять.
Игнатенко протянул Паршину листок с метеосводкой, но тот лишь отмахнулся.
Все — и капитан Игнатенко, и майор Гульчак, и офицеры-оперативники, и сменные радисты, и любой в штабе — понимали своего командира, сочувствовали ему. Каждый вместе с Паршиным представлял, как, разбросанные по тайге, томятся в палатках, возле замерзших вездеходов поисковые группы, вынужденные пережидать пургу. А куда и как идти, когда ветер валит с ног, когда ничего не видно за несколько шагов, когда снег наметает под гусеницы сугробы? Где, как и кого искать?
— Но ведь и они никуда не денутся в такую бурю, Александр Петрович…
— А вот этого наверняка я знать не могу.
Когда наконец пурга кончилась, Кильтырой залез на чердак, открыл запасной выход, выбросил в проем широкую деревянную лопату и спрыгнул вниз сам, пробив снег по пояс.
Прежде всего охотник наведал тофаларца, который безболезненно перенес непогоду: сушеного ягеля в загоне хватало. Кильтырой приветливо потрепал холку своего любимца. Олень в ответ лизнул горячим языком руку хозяина.
— Худо олешкам в тайге, — сказал ему Кильтырой.
Все эти дни его беспокоила судьба застигнутых многодневной пургой оленьих стад, которым просто некуда было перекочевать, чтобы свободно копытить корм. Кильтырой-то знал, каких неимоверных усилий стоит оленеводам сберечь их. А свободные олени? Тем и помочь в такую страшную непогоду некому. Наст при таком ветре, несущем снежную крупу, твердел, как дерево, и олени разбивали в кровь копыта и рога, пытаясь докопаться до ягеля Повезет тем, кто прибьется на время к своим домашним собратьям. А охотники? Что, если кто не успел добраться до зимовья, до пещеры, до какого-нибудь более-менее надежного укрытия? Молодец медведь, который ложится на зиму спать, устроившись в берлоге.