* * *
Все прибывшие из рабочих батальонов — как дезертиры или по увольнительной — рассказывали о них такие страшные вещи, что трудно было поверить. Деревни и города были полны дезертирами. На дезертирство люди решались с отчаяния. Невозможно описать, как тяжело приходилось скрывавшимся парням. Они прятались в тайниках под землей, в колодцах, в выгребных ямах, на чердаках. Их называли «чердачным батальоном». Даже в стены их замуровывали, и они отсиживались там.
Как только наступал вечер, армия женщин готовилась к бою с жандармами. Это были матери и жены, прятавшие своих сыновей и мужей. Четыре года эти женщины не досыпали, не доедали. Многие всю ночь просиживали на стуле, прислушиваясь к каждому шороху и сдерживая биение сердца. С минуты на минуту они ждали: вот придут!
Из-за этого сошла с ума жена глашатая Козмаса Сарапоглу. Она скрывала от призыва трех своих сыновей, высоченных, здоровых парней. Как спрятать таких молодцов в маленьком домике? И все же она должна была это сделать, потому что еще двое ее сыновей уже находились в рабочих батальонах и вестей от них не было. Неизвестно было, живы они или погибли. Вечерами, когда устраивались облавы, все трое прятались в выгребной яме. А их мать становилась в дверях отхожего места, скрестив руки на груди, чтобы не было заметно, как они дрожат, и ждала жандармов.
— Ищите где хотите, — говорила она спокойным, безразличным тоном.
— Где твои сыновья прячутся?
— Почем я знаю? Они мне отчета не дают!
— Все равно поймаем! Не уйдут! И на твоих глазах зарежем, так и знай!
Продолжая ругаться, жандармы уходили. Сердце матери готово было выскочить из груди, ее бросало то в жар, то в холод. Когда сыновья возвращались в дом, она жалобно плакала, бросалась на колени и молилась. Но в одну из ночей она не заплакала, а стала смеяться безумным неудержимым смехом. Парни сначала растерялись. Посмотрелись в зеркало, увидели грязь и царапины на своих лицах, засмеялись тоже и сели за стол есть. Но мать не переставала хохотать, смеялась все громче и громче, и от ее смеха всем стало жутко. В конце концов отец не выдержал:
— Замолчи, проклятая! — крикнул он и стукнул кулаком по столу. — Какого черта ты хохочешь! Неужели не понимаешь, что жандармы могут вернуться!
А мать продолжала смеяться. Она ничего не слышала, не понимала, рассудок ее помутился. Сыновья вынуждены были связать ее, чтобы она не пошла в полицейский участок и не выдала их.
Ужасны были эти облавы. Если жандармам удавалось задержать дезертира, его избивали, а иногда и убивали. И тогда в ночи слышались рыдания женщин и вой собак. Во всех домах не спали, были настороже…