Бригадир, которого все называли по имени – Толик, – годился остальным в отцы. Он сидел на уцелевшем подоконнике и с актерским мастерством читал истрепанную книжку, которую сам же и нашел в столе на рабочем месте дежурной по этажу:
Проститутка Стрекоза
Прокуражила все лето;
Зусман долбит, грошей нету —
Стала крыть ее шиза.
Быстро время миновало;
А бывало, что давала
И на лавке, и в кустах,
Бригада укатывалась со смеху. Демид перестал слушать свою «Чернику» и снял наушники, Босой бросил гвоздодер и чуть не пришиб палец на ноге, Говорящий Попугай выглянул из ванной весь в цементной пыли, только зубы блестели…
Как настоящий артист, Толик вытянул вперед руку и то ли отбивал такт, то ли дирижировал.
Стрекозе грозит хана,
К Муравью ползет она:
«Не оставь меня, кум милый!
Я же б…, а не громила,
Так что, мать твою ети,
Обогрей и приюти…»
Бригада держалась за животики, даже на всегда мрачном лице Пивняка появилось подобие улыбки.
Толика могли звать и как-то иначе – Ибрагим, например, или Рудольф, – могли вообще никак не звать, настолько незначительной фигурой он являлся. Впрочем, ладно – Толик и Толик. Он сидел и читал, остальные слушали и веселились. Когда-то все учились в школе, стихотворение «Стрекоза и Муравей» входило в обязательную программу по литературе, но классический вариант не запал в их память, а вот изложение на блатном жаргоне слушали с интересом и пытались запомнить. Тем более что смысловая назидательность сохранилась и в этом варианте.
«А, так ты…» – «Я для души
И тебе бы подмахнула»…
«Подмахнула? Ну загнула:
Вот кайло – иди маши!»
Суржик катался на остатках паркета, хрюкал и дергал ногами. Даже Говорящий Попугай невиданно оживился и произнес больше трех слов кряду.
– Гля, кайф! Надо заучить!
– Дай почитать, Толик! – попросил Демид.
– Все, – объявил Толик, резко опустив руку, – За работу!
Демид вздохнул, снова надел наушники плеера и принялся отвинчивать штуцер батареи.
Босой, который взламывал паркет гвоздодером, тоже взялся за инструмент, но напрягся и произнес более-менее устойчивый фразеологический оборот, принужденно зарифмовав нецензурное ругательство с благородным словом «работа». Босого звали Босым, потому что он только недавно из армии и у него не успели отрасти волосы, к тому же он, как и все тут, также являлся фигурой крайне незначительной, хотя и нашел под полом соседнего номера серебряный доллар.
Толик в ответ на демарш Босого демонстративно закурил «Честерфилд», давая таким образом понять, что поэт из того хреновый, да и вообще по любому показателю он ни в жисть не сравнится с бригадиром, который является не каким-нибудь дешевым выскочкой, а птицей высокого полета. Но это, как было каждому ясно, являлось полной фикцией.