Фредерику удалось скрыть удивление. Он готов был поспорить на последний соверен, что отец не имел понятия о том, что у сына свое дело, не говоря уж о том, что его сын инженер.
– Я уже построил причитающуюся мне долю мостов и множество железных дорог, но верно и то, что мои интересы достаточно широки. Возможно, даже слишком широки, – многозначительно заключил он. – Когда-то у меня было спокойное дело с немногочисленным штатом работников, а теперь выходит, что я приобрел несколько товарных складов и у меня десятки служащих. И это требует изрядного внимания.
– Эти служащие – изобретатели, да? – спросил отец, снова удивив его.
– По большей части они мечтатели, но внушают надежду, что однажды их разнообразные идеи станут реальностью.
– И ты их поддерживаешь, пока эта реальность не наступит?
Фредерик кивнул, не добавив, что и сам помогает изобретателям собственными знаниями и сноровкой, когда в этом возникает необходимость. Мечтатели, как теперь он убедился, редко обладают обычным здравым смыслом. Они могут делать самые невероятные изобретения, но не сознают, что их чертежи слишком сложны, чтобы их можно было воплотить, или настолько нелепы и туманны, что для них едва ли можно найти рынок сбыта.
– Я рассматриваю их как капиталовложение, а точнее сказать, как вложение в многочисленные патенты.
Отец так внимательно посмотрел на него, будто был и в самом деле заинтересован работой Фредерика.
– Значит, ты вкладываешь деньги в химеры.
Фредерик рассмеялся, такое определение ему понравилось. Большинство считало его практичным человеком, живущим в соответствии с расчетами, расписаниями и логикой. И только немногие понимали, что за этим фасадом скрывается поэт.
– Можно сказать и так.
Фредерик позволил своему взгляду задержаться на чертах, столь мучительно похожих на его собственные.
– Могу я спросить, откуда вам столь многое известно о моих делах?
– Даже на таком расстоянии от города циркулируют рассказы о твоем гении в делах, – уклончиво заметил отец. – В «Пост» было написано, что ты обладаешь даром Мидаса.
Фредерик ответил коротким смехом, представив долгие часы изнурительного труда, вложенного в то, что теперь стали называть «даром Мидаса».[3]
– Мог бы только пожелать, чтобы это было правдой.
– Верно.
Улыбка, осветившая было сухие изящные черты, померкла.
– Очень немногие понимают, что успех – результат тяжелого труда, а не удачи. И самопожертвования. Отец понизил голос, и в словах его послышалась печаль. – Всюду и всегда требуется приносить жертвы.
Жертвы? Что за странное слово он выбрал! И чем ему пришлось пожертвовать?