Либо же она, Надежда, должна идти завтра к следователю Громовой и долго и нудно объяснять той все сначала, что называется, от печки. Вряд ли у Громовой достанет желания и времени слушать невероятную историю, тем более что Надежда и сама еще не понимает, в чем же тут дело. На первый взгляд и связи-то никакой нет в этих смертях, только что девушки были знакомы и обе на скрипке играли. Нет, Громову надо бить неопровержимыми доказательствами, иначе только хуже сделаешь.
Таким образом, убедив себя, что совершенно необходимо разобраться в этом деле спокойно, не привлекая посторонних, Надежда Николаевна Лебедева спрятала листок с адресом подальше в сумочку и тихонько выскользнула из кабинета своей подруги Виктории, тщательно прикрыв за собой дверь.
Скрипка звучала еле слышно, как будто теряющий силы женский голос тихо жаловался на свое одиночество. Он нажал кнопку, остановив запись: она не доставляла уже прежней радости, прежнего умиротворения. И боль, эта мучительная боль, стягивавшая железными обручами его череп, не проходила, а усиливалась от звуков музыки… Значит, он ошибался, эта музыка недостойна его преданности, его служения?
Он обхватил голову руками, стараясь унять боль или хотя бы не дать ей разорвать голову на куски, выплеснуться за пределы его мозга…
Охваченный лихорадочным возбуждением, он взял заранее подготовленную сумку и выбежал на улицу, пошел быстрыми шагами все туда же – туда, куда гнала его боль, туда, куда звала его единственная цель… Он налетел на какого-то толстого старика, тот обернулся и долго кричал вслед злобные и бессмысленные слова, но это было несущественно, это не имело никакого значения. Важно было только одно: он наконец понял, что должен делать, понял, что до сих пор неверно вел себя. Он был слишком деликатен. Сейчас он докажет, что он настоящий мужчина… Ведь им всем, всем этим жалким и жадным самкам, нужно одно: им нужно почувствовать сильную руку повелителя, властелина, хозяина…
Когда-то ему казалось, что Она – не такая как все, но он ошибся. Он видел силуэты на шторах, и его мир перевернулся. И сам он изменится.
Лихорадочно оглядываясь по сторонам, он наконец увидел то, что нужно: старенький побитый «Москвич»-пикап, небрежно припаркованный, грязный, наверняка давно оставленный в переулке. Осмотревшись и убедившись, что вокруг безлюдно, он достал из сумки крючок-отмычку. Повозился с замком, и дверца поддалась. С зажиганием пришлось помучиться гораздо дольше, но его цель так ярко горела впереди, так громко и горячо звала его, что никакие препятствия не могли уже его остановить.