Саландра внезапно остановилась. Инди с разгону наткнулся на нее, поскользнулся и заплясал на одной ноге, пытаясь удержать равновесие. Саландра подхватила его под руку и рассмеялась.
– Не волнуйся, мы уже далеко от обрыва, но скоро придется карабкаться на гору.
– Как это скоро? По-моему, мы только этим и занимаемся, – буркнул Инди.
– Нет, на этот раз придется карабкаться по-настоящему.
Инди вгляделся во тьму и потряс головой. По сравнению с Саландрой он просто крот.
– Ты не знаешь, на что похож желудок этой Миньйокоа?
– Это лабиринт. На него-то мы и смотрим.
– Это ты на него смотришь. Я не вижу собственной руки и не смогу найти не только выход из лабиринта, а даже вход в него.
– На-ка, глотни налкэ, – она протянула ему флягу, смахивающую на изрядный бурдюк.
– Не нужна мне икра. Я прекрасно себя чувствую.
– Это поможет твоему зрению. Кроме того, налкэ подкрепит тебя. Ты забудешь о голоде на долгие часы.
Инди глотнул густой, тягучей жидкости и скривился от обжегшей рот горечи. Хоть налкэ исцелил его от жажды и ломоты в суставах, но Инди так и не отделался от предубеждения против этого напитка. Неизвестно, какое побочное действие окажет это зелье. Впрочем, задумываться об этом уже поздно.
Тропа стала круче и трудней, но зато теперь Инди видел окружающие предметы. Из тьмы появилась Саландра, казавшаяся раньше бесплотным голосом. Инди увидел мерную поступь ее длинных ног, ее медовые волосы, ее тонкую талию.
– Стало светлее, – заметил он.
– Нет, это от налкэ. – Саландра уступила дорогу, и он пошел первым. Перебираясь через валуны и прокладывая путь по крутому склону, Инди все чаще возвращался мыслями к тому, как хотел бы вырваться отсюда, вернуться к нормальной жизни.
– Ты не знаешь, где мы вылезем?
– Нет, но уверена, что в каком-нибудь священном месте.
– Ты имеешь в виду церковь?
– Быть может.
Инди представилось, как он пробирается через подвал какой-нибудь колониальной церкви в южноамериканской столице. Вот они появляются из-за пышного позолоченного алтаря и проходят мимо статуй святых и Девы Марии с младенцем Христом. Звучит орган, а на скамьях под красочными витражами стоят коленопреклоненные крестьяне. Инди покидает церковь и выходит в родной мир – хоть и не идеальный, зато цельный и осмысленный. Потом телеграфирует Маркусу, что жив и здоров, и направляется в Нью-Йорк. Никогда еще Манхэттен не был так прекрасен.
– А что ты намерена предпринять, когда мы выкарабкаемся? – поинтересовался Инди, сосредоточенно разглядывая карниз футах в двадцати над головой, плавно уходящий под углом вверх. Если из заваленной камнями лощины перебраться туда, можно сэкономить массу времени и усилий.