Скрипнул зубами заместитель Ворона и говорит:
– Ты Васька мужик фартовый, всю жизнь тебе везет, вот и на этот раз в пустом лесу на медведя набрел, но язычок тебе подкоротить не мешало бы.…не в меру длинный он у тебя.
Тут мои гости, генералы вышли на крыльцо перекурить, что спрашивают, случилось? Да вот говорю, заместителя Ворона длина моего языка не устраивает. Ну, генералы мужики умные, поняли, в чем дело, один из них Ворону и говорит:
– А зам-то у тебя смотри гордый какой, бумажку вшивую выправил для нас, твоих гостей, и уже погоны с него попадали. Перетрудился видно парень, ты как Ворон считаешь?
Отвернулись генералы от него и направились в избу.
Смотрю, заместитель враз поскучнел, побледнел и лопочет мне:
– Вась! Василий! Я же пошутил! Давай мировую забацаем!
А сам злые глаза прячет, отводит в сторону. Ну, думаю, злыдень, душа твоя черная. Надо тебя погонять в хвост и в гриву, пока ты на колесах. И говорю я ему:
– Давай говорю, забацаем. Только на мировую барашка режут. Мы из леса придем, а тут, барашечек освежеванный должен ьыть. Ты суетишься! В глазки начальству заглядываешь. У мужиков, глядишь, и настроение будет другое, насчет твоих, чуть-чуть великоватых тебе погон.
Понятливый у Ворона заместитель оказался. Обрадованный, сломя голову он бросился к машине.
– Бу, все сделано в лучшем виде!
– Эй. стой! – тормознул я его. Грузить, так грузить по полной программе. – Баньку, вон, в огороде видишь? Истопи, как уедем!
– Зачем? – дурак, спрашивает. Я ему отвечаю:
– Ты видно никогда на медведя не ходил. – Истопи! Не помешает! Мало ли как дело обернется! И две машины с водителями, чтобы в пять утра с прогретыми моторами у моего забора стояли.
– Сам за рулем буду! – докладает он мне.
Долго ли, коротко ли, а утром я всю эту генеральскую кампанию бужу. Они тянуться похмелиться. Я им дал чаю по два стакана выпить и баста. На медведя, говорю, идете, а это вам не шутки. Морды скривили мужики. Чертыхаются, а ничего, молчат. Потом, говорю, им разговеетесь. А если, кто желает дома остаться, тогда может выпить. Сопят, но слушаются.
Выгнал я их во двор. Еще ночь. А ночь светлая. Облака высоко. Снег под ногами хрустит. Смотрю, а это они хрустят солеными огурцами. Фляжка в кармане у Шпака оказалась. Так, для форсу больше, грамм на двести. Отвернулся я, думаю, пусть взбодрятся охотнички. Им, при их загривках, по семьдесят грамм, мертвому припарки.
Отвязал Карая. Он у меня пес умный, знает, что на охоту идем. Так и ластится, старается в лицо лизнуть. Сели мы в две машины и поехали через лес к Красному Кусту. Деревенька, километров двенадцать от нас. Лет пять в ней никто не живет. А дорога есть, пробили мужики тракторами. Брошенные дома на кирпичи разбирают. Ага, приехали мы. Вылазьте, говорю. К берлоге на машине ходу нет. А сам смотрю на часы. Пока дойдем, еще часа два пройдет. Они хотели на лыжи становиться, я им отсоветовал. Бурелому там, куда пойдем, много, через каждые двадцать метров надо будет их отстегивать. Тут, недалеко говорю, вы лучше санки возьмите. Это зачем, спрашивают. А медведя, на чем, на горбу понесете? Смотрю, мои мужики, совсем уверовали в меня. Даже топтать дорожку вызвались. Нет, уж идите за мной говорю. Да постарайтесь, поменьше шуметь. Идем, а сам я думаю, вот будет здорово, если кто-нибудь до меня медведя спугнул. Не простит мне Ворон такой шутки.