Они выпили, закусили. Рудаков решительно приблизился к девушке.
— У меня «праздники», — сопротивлялась она.
Но это не остановило Алексея. С установкой « я — ходячая угроза» он прижал Гелю к стенке, и деловито стал расстегивать ей блузку. Их пальцы переплелись в яростной, но неравной борьбе. В борьбе двух противоположностей, двух начал: Иня и Яня. Ее пальцы стойко держали оборону вокруг пуговиц, а его — штурмовали перламутровые бастионы с десятком бойцов и отдаляли края блузки друг от друга. Борьба продолжалась молча. Когда он добрался до ее лифчика цвета беж, и, рванув его вверх, впился нежными поцелуями в ее розовые торчащие соски, крепость под именем «Ангелина» пала.
Он победоносно расстегнул ширинку. «Стяг» развивался почти вертикально. Алексей дернул молнию на брюках девушки и одним рывком стянул их вместе с бежевыми трусиками. Он развернул Гелю задом к себе. Ее аккуратная крепкая попка предстала пред ним во всей красе. Алексей наклонил девушку на прилавок, схватил ее за бедра и приступил к делу.
Ангелине жутко нравилось то, что сейчас проделывал с ней этот незнакомый бандит. И эта поза и этот агрессивный темп. Секс с постылым мужем давно не приносил ей радости. А здесь все в кайф!
…Зашел голый Хакас с полураздетой Олей. На ее глазах блестели слезы. Хакас бессмысленно улыбался. Видимо, он отведал «снежка». Явно он был на взводе. В такие минуты с ним было бесполезно спорить. Про таких обычно говорят: «у него пуля в башке»!
— А теперь кавалеры меняются дамами! — воскликнул Хакас.
Алексей и Ангелина от удивления застыли с открытым ртом.
— Сереженька… — голос Оли дрожал.
— Заткнись, дура! Базар окончен! Художник, трахни ее! Это приказ командира!
Он оттер от Ангелины Рудакова, пихнул покорную и шокированную девушку на прилавок… «Пехотинец» решил не навлекать на себя гнев бригадира и взялся за Олю.
Потом Рудаков поинтересовался, за что он так опустил Ольгу. Хакас коротко бросил:
— Не твое дело. А если хочешь знать: просто надоела. Я всегда так с телками расстаюсь.
Больше они к этому вопросу не возвращались.
* * *
Белоснежный лайнер коснулся бетонной полосы аэродрома. Под огромными колесами вспыхнули искры и дым. Вскоре погасли. Самолет вырулил на стоянку. Заглушил двигатели. Рейс из Праги прибыл в аэропорт «Шереметьево»- 2 с полуторачасовым опозданием. Снаружи была погожая августовская погода. Плюс двадцать.
«Аэропорт! Стою у трапа самолета…» — вспомнил популярный шлягер его молодости Тимофеев, поглядывая в иллюминатор. — «Здравствуй, моя дорогая, супердорогая столица! Я прилетел сюда в качестве арестанта. Воистину, от сумы и от тюрьмы не зарекайся! Но что поделаешь, такая профессия».