Он ни на мгновение не дал мне понять, что обижен моими прошлыми подозрениями.
– Ты зациклился на своей работе, Струге. – Его лицо после выпитого слегка порозовело, и глаза весело щурились. – Ты мыслишь как судья там, где нужно думать мозгами простого человека. Видя перед собой один лишь Закон, ты пытаешься следовать ему в минуты бесшабашного риска. Ты праведен, как лама, Струге. Вот в чем твоя беда.
Беда ли это моя? Готов поспорить, но не сейчас. Прокурор не заслужил спора. Я просто молча радовался тому, что снова появилось плечо, на которое можно опереться. Больше всего его удивил тот факт, что мне помогал Земцов.
– Это на самом деле какая-то сенсация, Антон. Очевидное, но невероятное. Тебе помогают даже те, кто за кусочек информации землю из-под любого вырвут. Знаешь, почему это происходит? Потому что тебе верят. Ты шесть лет в прокуратуре и восемь в суде пахал на свое имя. Теперь оно пашет на тебя. Это происходит только со счастливыми людьми, Струге. Несмотря на все свои беды, ты счастливый человек, Антон Павлович. Значит, тебя не замарало то дерьмо, что кружится и летает вокруг. Тебе верит Земцов, тебе верят судьи и коллегии. Тебе верю я. Значит… Значит, мы найдем Рольфа и убийцу Шилкова. А вот со Ступицыным разговор будет особый. Наливай по последней.
Время тянется медленно, как резиновый бинт, когда ты один. И оно летит, как сумасшедшее, когда рядом друг. Пащенко уже смотрел на часы. Начинался новый рабочий день, а прокуратура без прокурора, как колокольня без звонаря.
– Говоришь, к Белочке отвезу? Хххе! – усмехнулся он. – Жди меня через два часа. Отдам указания своим сатрапам и приеду. Только я тебя прошу – не выходи на улицу! Обязательно наступишь в дерьмо!
Уже в дверях, надевая шапку, прокурор развернулся и спросил. Не у меня, а просто так, вслух:
– И все-таки, как она даже спустя время может опознать Маркуса среди миллионов кобелей? Надо подумать.
Он ушел, а я остался думать. В который раз Пащенко сумел из всего сказанного выделить главное. Мне, наверное, эта способность дана лишь в зале суда.
Всего через десять минут после ухода Вадима раздался звонок в дверь.
Я подумал, что он что-то забыл, и затопал к двери.
В последний момент нечто остановило мою руку на полпути к замку, и я прильнул к дверному глазку. Иногда этот глазок может сыграть спасительную роль, а иногда он может стать убийцей. Все зависит от количества выпитого и заложенной в человека реакции. Видимо, я выпил недостаточно, а реакция была отменной. Это и спасло мою жизнь.
В глазке я отчетливо увидел дульный срез пистолетного глушителя…