– Нет… – слегка подсел Владимир Викторович. – Не с «Волгой».
– Ладно, не с «Волгой». Рядом с «Фордом»?
Собравшись, судья поведал председателю, что один из работников областной прокуратуры, прибывший на место стрельбы, его институтский друг. Вот он-то и рассказал о Струге.
«Очень интересно, – пронеслось в голове Лукина. – А что Антон Палыч мог делать в той машине? И откуда они вообще ехали?» Тему он запомнил.
– Марин, расскажите немного о себе, – попросил он, когда Марин закончил и стал ожидать реакции.
– С самого начала? – Владимир Викторович ерничать не хотел, это вырвалось само собой.
– Нет, как вы учились ездить на велосипеде, меня не интересует. Меня интересует, как вы проводите свой досуг.
– Я вообще-то шахматы люблю, – подумав, сообщил он. – На лыжах бегать.
– Вчера не бегали?
Марин стал подозревать, что произошло нечто внештатное.
– Вчера нет. – Им стала овладевать злоба. – Я чередую. Летом – шахматы, зимой – лыжи.
– А в межсезонье на ударных инструментах не поигрываете? – Игорь Матвеевич водрузил на нос очки и со всею внимательностью стал обозревать ту часть Марина, что находилась над столом. – В заведениях общепита?
– Ах, вон оно что… – яростно осклабился судья Центрального суда. – И вы ему поверили?!
– А почему мне ему не верить? Он человек, простите за тавтологию, проверенный.
– Я в суд на этого подлеца подам!.. Он гнусные сплетни распускает, негодяй, и вы доверяетесь ему больше, чем мне?!
Лукин покраснел.
– И вы смеете говорить это мне?.. А как, по-вашему, должно быть?! Я вам обязан верить больше, чем ему?! Вы когда что-то говорите, мозги напрягаете?!
Марин растерялся. Либо Лукина поразил приступ старческого маразма, либо ведется какая-то игра, посредством которой Лукин и Струге хотят сгноить его на корню. То председатель велит собирать на Струге компромат, то норовит вцепиться в лицо, едва о том зайдет речь.
– Но ведь это ложь, Игорь Матвеевич! Я никогда не был в «Огнях Тернова»!
– А я разве говорил именно об «Огнях Тернова»?
Марин растерялся, похлопал ресницами и побледнел.
– Ладно, идите, Марин. – Владимиру Викторовичу показалось, что Лукин произнес его фамилию с маленькой буквы. – И если сунетесь в суд со своим иском о защите чести и достоинства, которых у вас нет, это будет последний документ, который вы подпишете – «судья Марин». За этого человека я любому горло перегрызу. Вы поняли?
Марин ничего не понял, но сказал, что понял. А Лукин, оставшись в кабинете в одиночестве, задумчиво погрыз дужку очков.
Не на того ставил, не на того… Человек без капли совести он, этот Марин, дерзкий и бездумный. Если он и дальше будет двигаться в том же духе и его не остановить вовремя, то и на него, Игоря Матвеевича, чего доброго, малявку какую настрогает. Змею, одним словом, на груди председатель пригрел. Но Марин – не Струге. Этому рога с рогового отсека быстро сбить можно.