— Хорошо, — сказал Потемкин, подумав немного, — если твой извет подтвердится, я тебя не забуду, да и всемилостивейшей государыне о твоем усердии доложено будет. А теперь можешь идти и дожидаться особых распоряжений в Шклове.
— Слушаю, ваша пресветлость.
Когда еврей ушел, Потемкин велел позвать к себе губернатора, который приходился ему сродни.
— Как же это, любезный Николай Богданович, в твоей губернии существует экспедиция государственных бумаг, а ты доселе не донес о том государыне? — спросил князь, приподнимаясь с дивана.
Энгельгардт смотрел на него и не знал, что отвечать.
— Экспедиция, ваша светлость?.. Какая экспедиция?
— Говорю какая: заготовления государственных бумаг.
— Не понимаю, ваша светлость, простите.
— У тебя в губернии делаются ассигнации.
Энгельгардт растерялся было, но скоро оправился:
— Не может быть, ваша светлость!
— А вон посмотри сам, — и Потемкин указал на кипу ассигнаций, что принес еврей.
Энгельгардт взял их в руки и стал рассматривать. Лицо его прояснилось.
— Вы изволите шутить, ваша светлость, — сказал он весело, — это настоящие банковые.
— Нет, не настоящие, государь мой… Есть с тобой сторублевая?
— Помнится, есть.
— А достань да сравни.
Энгельгардт вынул бумажник и достал из него сторублевый билет.
— Вот такая же точно.
— А покажи какая? — спросил Потемкин. Энгельгардт подал.
— Э! Да и у тебя фальшивая, — засмеялся князь, — уж не принадлежишь ли ты, государь мой, к числу фабрикантов?
Энгельгардт совсем смешался.
— Помилуйте, ваша светлость, я всегда служил верой и правдой ее императорскому величеству и за ее интересы готов голову сложить, — сказал он обиженным тоном.
— Так-то так, государь мой, а все ж у тебя ассигнация фальшивая, такая же, как и все эти.
— Я не знаю, — оправдывался растерявшийся губернатор, — это не фальшивая.
Потемкин достал из стола еще одну бумажку и подал ее губернатору.
— Вот настоящая, — сказал он.
Энгельгардт стал сличать.
— Как хотите, ваша светлость, а я никакой между ними разности не нахожу, — говорил он, возвращая бумажку.
— А вот: на моей напечатано ассигнация, а на твоей ассигиация… Вот что, государь мой.
Тут только Энгельгардт понял, в чем дело, и остолбенел: страшное открытие поразило его. Он смекнул, что фальшивыми билетами наводнена вся губерния, если уж и у него, у губернатора, фальшивые в кармане. А тут на столе целая кипа. Между тем он, хозяин губернии, ничего не знает… Это позор. А все этот пархатый жид: не донес ему, а полез прямо к светлейшему… Это его штуки!
В немом смущении он стоял и не знал, куда девать глаза. Лицо его покрылось багровыми пятнами, которые затем заменились мертвенною бледностью.