Она перемыла посуду и убралась в кухне, вполуха слушая радио, занятая собственными мыслями. Ее тревожили Бен и Элла. Часы шли, тревога становилась все сильнее. Розмари сердилась, что никак не может отделаться от навязчивых картин, порожденных собственным воображением, и старалась чем-нибудь занять себя. В это воскресенье она оказалась совсем одна и была бы рада даже визиту матери к чаю, только бы не оставаться наедине с тишиной, изводившей ее. Розмари набрала номер матери и, стоя у себя в холле, глядя, как за стеклами двери бушует внезапно налетевший град с дождем, слушала, как ровно двадцать четыре раза прозвучал и остался без ответа звонок в маленьком стерильно-чистом домике с террасой в Стритхеме.
Розмари разожгла огонь в камине, заварила чай. Ей хотелось чем-то побаловать себя, и она сделала тосты и так густо намазала их маслом, что оно сочилось на пальцы.
Она уселась на софу и попыталась просмотреть воскресные газеты. Дождь превратился в мокрый снег, который постепенно заносил газон. Она нашла любимую запись и включила магнитофон. Но музыка лишь усилила ее печаль, напоминая о давно ушедших днях.
Не в силах сосредоточиться на чтении, она включила телевизор. По четвертому каналу шел черно-белый фильм «Женщина» с Джоан Кроуфорд, и некоторое время она пыталась его смотреть. Но все бесполезно. Каждая самая маленькая клеточка ее мозга была заполнена Беном Моррисоном. Он смутил ее спокойствие – и она негодовала на его вторжение.
Розмари посмотрела свою собственную передачу, которую записала в прошлый четверг, и позавидовала себе самой – сорокадевятилетней и еще не испытавшей вторжения мужчины в избранное по собственной воле уединение. Но теперь здесь был Бен, от обаяния которого невозможно избавиться.
Телефон по-прежнему молчал. Розмари смотрела на снег с дождем и встала с места только для того, чтобы отнести поднос в кухню, а затем остановилась у широкого французского окна, не в силах отвести взгляд от лужиц на неровной каменной террасе. Когда к вечеру снег перестал, она отыскала в холодильнике полбутылки вина и уселась на полу перед камином. Телевизор продолжал работать, негромкие голоса актеров, казалось, понемногу разогнали охватившее ее одиночество. Вино помогло Розмари расслабиться, избавиться от излишней стыдливости, и на нее нахлынули воспоминания двух прошедших дней: его рука на ее плече; взгляд, который он не сводил с нее – она встречалась с ним глазами, когда бы ни повернулась в его сторону; улыбка, постоянно появлявшаяся – стоило ей взглянуть на него; намек в его глазах; обещание в его руках; легкость, с которой ему удавалось рассмешить ее; простота, с которой он оказался неотъемлемой частью ее уик-энда. Розмари вновь и вновь испытывала ощущения, о которых, как ей казалось, давно забыла.