Сколько раз она твердила своей подруге Фрэнсис:
– Cлава Богу, мое либидо исчезло навсегда.
– Не верь этому, – возражала Фрэнсис. – Появится, никуда не денется. Когда меньше всего ждешь. И доставит массу неприятностей. А чем ты старше и чувствительнее, тем они ощутимее.
Розмари смеялась, не веря ей. И вот теперь, черт возьми, вот оно, пожалуйста, после Бог знает скольких лет.
И если не остановиться вовремя, это может плохо кончиться. Сколько ему? Тридцать два, тридцать три? Он актер. Они с Эллой были любовниками. Одно хуже другого! И это все, что она о нем знает. Но, может быть, она все придумала, все это – лишь ее воображение. Может быть, они больше никогда не увидятся. Но в глубине души она знала, что это не так. Ни один мужчина так не завладевал ее воображением, во всяком случае в последние двадцать лет. Вот в этом и беда.
За шестнадцать лет супружеской жизни Розмари однажды позволила себе роман. Муж ничего не знал, и никто не знал, кроме Фрэнсис. Джон, за исключением первых нескольких лет совместной жизни, мало интересовался ею, а после рождения Эллы, – пожалуй, вовсе перестал. Роман длился всего полгода, и Розмари чувствовала себя чудесно, несмотря на угрызения совести. Но, очевидно, она наскучила любовнику, и он исчез без всяких объяснений. Она потихоньку выплакалась и успокоилась. Неверность была не в ее характере, и эта история способствовала распаду их брака. Они неизвестно зачем прожили вместе еще несколько лет и в конце концов разошлись. Развод проходил тяжело, но жизнь обоих вскоре наладилась. В конечном итоге отношения между ними сохранились вполне дружеские, хотя виделись они редко.
Но это было уже лет четырнадцать назад. Если говорить о серьезных романах. Время от времени случались «недолгие встречи», как их именовала Фрэнсис, и даже как-то, после вечеринки, на которой все страшно перепились, когда неважно, что и с кем, она позволила себе «секс нараспашку», как выражается Эрика Джонг. А сейчас ощущение мира и безопасности, которые она нашла в одинокой жизни, было слишком драгоценным, чтобы позволить себе влюбиться или вновь впустить в свою жизнь мужчину. С неполных сорока лет она приучила себя к одиночеству и по мере того, как уходили годы, все больше ощущала прелесть такой жизни.
– Ничего, все пройдет, – говаривала неунывающая Фрэнсис, когда у нее бурно, со слезами и переживаниями, кончался очередной роман.
Но Розмари это не прельщало. Ей нравилась ее собственная жизнь. В ней проснулось честолюбие, и работа, которой она начала заниматься, чтобы не зависеть от выплаты алиментов, оказалась делом жизни. Сначала она работала журналисткой на телевидении, не появляясь на экране, затем вела радиопрограмму и, наконец, стала ведущей телевизионной передачи. Добилась успеха. Свидетельством тому была улыбка, которой неизменно приветствовал ее управляющий банка, ее давний и надежный друг, покупка собственного нового дома и полнейшее отсутствие времени и энергии на то, чтобы заводить романы. У нее не было желания впускать в свою жизнь мужчину, который, как она думала, несет разрушительное начало, Розмари была уверена, что женщины могут заполнить свою жизнь чем-то другим, например работой, легче, чем это принято думать.