Грустная улыбка тронула его губы.
– Даже находясь от тебя всего лишь в нескольких сантиметрах, мы все равно далеки друг от друга. В эти ужасные годы мечтал о том, как мы заживем после войны. Но, похоже, я потерял и себя, и тебя. – Милош покачал головой.
– Я не собираюсь сдаваться, – заявила Катарина.
– Я тоже. Просто мне нужно время и твоя вера, чтобы снова обрести уверенность в себе и…
– В чем?
– В том, что достоин тебя.
Зима 1948 года
Занавес стал опускаться. Аплодисменты не стихали дольше обычного. Но все равно это не те громоподобные овации, которыми награждала публика Кат в довоенное время. Пустых мест в зрительном зале оставалось много.
Когда четыре месяца назад состоялась премьера последней пьесы Йири, она получила несколько превосходных отзывов, однако не вся критика была так доброжелательна. Становилось все более рискованно восторгаться произведениями, не отвечающим идеологическим постулатам марксизма-ленинизма. Страна еще не была полностью в руках коммунистов, но послевоенный антифашизм значительно пополнил их ряды. Теперь они претендовали на большинство голосов избирателей и удерживали высшие позиции в коалиционном правительстве.
Кат сидела перед зеркалом в своей гримерной. Неожиданно ей в голову пришла мысль, что это был ее последний спектакль. И зачем она вернулась на сцену? Публика не желала знать того, о чем говорилось в пьесе, или боялась услышать правду. Она почувствовала это, потому играла вяло, без подъема. Не будет праздника, которыми всегда отмечали окончание триумфальных спектаклей. Быть может, Йири Жилка пригласит ее выпить с ним в кафе «Славия», а Милош даже не потрудился приехать.
Прошло уже два года после его возвращения, а он безвыездно жил в «Фонтанах», посвящая все свое время фабрике. В этом не было бы ничего плохого, если бы эта работа по-настоящему удовлетворяла его. Но Кат знала, что фактически все бразды правления находятся в руках Фредди. Это благодаря его усилиям расширилось дело. Кроме предметов роскоши, стали в большом количестве производить дешевые ткани для населения. Участие Милоша было не более чем предлогом, чтобы избежать активной политической деятельности.
Не произошло перемен и в их интимных отношениях, хотя Кат ждала и надеялась, что чувственность вернется к нему. Ее терпение питали воспоминания о несравненной, волнующей страсти, которая когда-то была для них обычной и повседневной реальностью. Никто и никогда не мог прикасаться к ней так, как он.
– Ванна готова, госпожа Де Вари, – сказала Таня. Теперь, после того, как театр «Бийл» был вновь отстроен, Кат занимала роскошную гримерную с ванной.