– ОН унес его, ОН унес моего Гобо! – кричит она в отчаянии.
– Мамочка! Мамочка! – плачет маленькая Фалина, но Энна словно не видит дочери.
– Перестань, Энна! – увещевает ее Неттла. – Разве ты не видишь, всех нас может спасти только чудо!
В мареве костра появляется отец Бемби. Он берет в руки огненную ветвь, она взмывает над ним, как огненная корона.
– В каждом из вас есть частица огня, – обращается он к сердцу каждого. – Вспомните это во время прыжка, и огонь не опалит вас!..
– Вперед, Бемби! – прошу я сына. – Вперед, и ничего не бойся!
Малыш приготовился к прыжку… и тут грянул выстрел… Я падаю…
Конечно, сыграть всю эту сцену целиком было бы невозможно, она требует детального рассмотрения отдельных частей, групп, лиц, состояний… Кинематограф позволяет растянуть и почти остановить время…
Вот общий план. Кольцо пожара, люди-олени один за другим минуют огненную черту, они даже не слышат за гулом огня и треском сучьев выстрела, поразившего мать Бемби. И только сам маленький Бемби видит, как падает мама, как она делает попытку встать и не может.
– Мамочка! – кричит он в отчаянии, стараясь ее поднять, напрягая все свои детские силы, но тщетно… Они остаются вдвоем в кольце огня…
…Необходимо сменить точку, выстроить новый кадр – более крупный, где были бы видны лица, детали, глаза… Но на это уходит время…
Я поднимаюсь с колен, на снегу кровь… И хотя все сознают, что мы с сыном только играем сцену, на площадке царит тишина, прерываемая лишь чьими-то всхлипами… Я не ищу эти лица, сейчас главное – состояние Вани, которое необходимо сохранить. Отвожу его в сторону и тихонько рассказываю:
– Сейчас будем снимать главное! Наше с тобой прощание, отец тебя уведет, нас разделит огонь… Первый кадр на меня, ты встанешь у кинокамеры и поможешь мне сыграть…
Операторы готовы. Вновь зажигаются огни костров. Вновь звучит выстрел… Я падаю, пытаюсь встать, вижу лицо сына…
– Прыгай, Бемби! Прыгай, ты должен спастись!
Но малыш борется за мать, борется со смертью, я чувствую, как сын пытается оттащить меня к краю огня.
– Только с тобой, мамочка, только с тобой, – говорит он, захлебываясь от слез…
Эти слова не заучены, они родились в момент съемок, родились потому, что нельзя иначе.
В кругу пламени появляется отец Бемби, он склоняется надо мной:
– Агни! Ты ранена, можешь встать?
Одними глазами, так, чтобы не увидел сын, отвечаю: не могу. Молю отца:
– Спаси Бемби! Спаси нашего сына!
– Я вернусь за тобой. Я вернусь, любимая, – с отчаянием говорит отец только для сына, понимая, что расстаемся мы навсегда.
Бемби и отец взмывают над огнем. Я приподнимаюсь, стараясь в последний раз увидеть сына…