Вывести «образ Христа» из текста Нового Завета — вот «задачка»! «Задачка», которую человечество пытается решить уже две тысячи лет (иногда, впрочем, запутавшись и озверев, пытается отбросить самое задачку, но все равно — неведомой силой — к ней возвращается).
Прямого, от Себя написанного, Слова Христа — нет. Есть Его Слово — «ретранслированное», слышанное и записанное апостолами.
Счастье, что от «Гомеров» остались только их произведения (труднее, но и точнее задача). Но это же — и несчастье. Представим: знаем только произведения Гёте, Пушкина, Достоевского, Толстого и ничегошеньки о них самих?
Надо соединить то и другое. Сначала абсолютно отвлечься (насколько это возможно) от всякого знания о жизни художника. Только — читать, читать, читать его самого. А уж потом — сопоставлять с жизнью.
Отсюда понятен, объясним и оправдан отрицательный подход М.М. Бахтина к «биографии» художников. Это естественная реакция на грубое, механическое, снижающее увязывание одного с другим. Однако сейчас (особенно в отношении Пушкина) собрана такая масса биографического материала, которая позволяет установить эту связь органически. Хотелось бы, чтобы книга моя и стала попыткой установить такую связь, но в таком порядке:
1. Художественные произведения.
2. Черновики.
3. Жизнь художника.
Нельзя тут ни один пункт переставлять. Именно такой порядок. Он — самый доказательный.
Это отчеканить и вести лейтмотивом. Наиболее последовательно эта методология проведена в «Самообмане Раскольникова» и в главке «О мужестве быть смешным». Но за исключением анализа «Преступления и наказания», где она, эта методология, проведена предельно наглядно, по пунктам, — в отношении других произведений она как бы «растворена». Она есть, но ее не видно. Я исходил из нее совершенно сознательно и столь же сознательно ее «растворил».
Итак: единственная самоцель — сам художник как личность. Все-все остальное — лишь средство для достижения этой цели.
И когда я говорю: мне интересны не герои, не персонажи, а только сам Творец, — то отсюда вовсе не следует, что они мне не интересны в смысле познавательном. Да наоборот! Совсем наоборот! У меня же нет другого — главного — пути для решения самой главной задачи.
Пример предельный, самый предельный — с Новым Заветом, — и есть «прамодель» отношения к любому тексту (о чем «формализм», насовершавший тьму локальных и общих — ценнейших — открытий и изобретений, — в конце концов начисто забыл). Абстрагировавшись — на время — от жизни, чтобы потом ее глубже понять, он настолько увлекся средствами, что позабыл о цели.