Секрет и тайна. Пока могу только констатировать:
1. Почти умирал над планами; 2. И был абсолютно свободен, когда план вырабатывал.
Это — секреты. А тайну — ЧТО ТАМ, внутри, происходило — не знаю.
Я только-только начинаю понимать этого человека (Достоевского), жившего в невероятной точке, в точке пересечения сей секунды и — вечности, и одинаково страстно переживавшего и секунду и вечность, понимая, что секунда и есть капля вечности.
Диалоги… У Платона, особенно у французов, не столкновение характеров, личностей, людей, а только идей (и даже у Владимира Соловьева). Какая-то выхолощенность. У Достоевского впервые столь мощно столкновение идей сделалось столкновением личностей.
Сколько казней (революционеров) видел Достоевский, при скольких жил?
Неужели и о революционерах-разночинцах мог сказать так: «Тем больше жажда верить, чем больше в душе доводов противных» — верить не только в Христа, в Россию, в красоту, в человека в человеке, но и в революцию.
Ср.: «И сам знаешь, что не прав, а остановиться не можешь».
Ср.: читает письмо Белинского Гоголю.[205]
Алешино — «расстрелять!..». Посылает Алешу в революцию («расстрелять» и есть то зернышко, из которого…).[206]
Достоевский — Каткову о неподкупности, чистоте сердец революционеров... О Кириллове…
Связь, связь… Надо это все соединить.
«Одна десятая — девять десятых» (дать полную подборку)…[207] Смена олигархии на охлократию. Просто пришла новая одна десятая, от имени на этот раз девяти десятых, и стала еще хуже прежней. А вопрос-то стоял и никуда от него не денешься: быть с властью, которая… или с революцией, которая…
Достоевский о «верхах». То же самое, что и о народе: невероятная идеализация и одновременно никаких иллюзий. «Наши консерваторы столь же говенны, как и все остальные…»[208]
Очень просто: проследить по всем произведениям — «начальство»: Достоевский здесь ничуть не уступает ни Гоголю, ни Щедрину. И о народе: горит церковь, пожар в кабаке… спасают не церковь, а кабак… Отпилили бронзовую руку у Сусанина и продали в кабак.[209]
Итак, четыре главных противоречия:
1) Бог;
2) Россия;
3) человек в человеке;
4) красота-некрасивость.
Выходит, есть еще и пятое, подавленное (подавляемое, во всяком случае минутами, особенно ранними, вспыхивавшее): революция.
Есть еще и шестое: война — мир. Ср. Толстой или Николай Федоров. Противоречия с Западом.
В заголовок «Россия колеблется над бездной».[210] Универсальный, самый глубокий эпиграф и самому Достоевскому тоже («колеблется над бездной»: Бог, религия, Россия, эстетика, власть, революция, война, мир).