Пока лезвие ножа раскалялось на углях, Сэйбл промыла наименее значительные порезы на лбу, запястьях и руках лейтенанта. Оставалось не менее дюжины ожогов и несколько перекрестных резаных ран на груди. До сих пор ей не приходилось иметь дело с ожогами, но здравый смысл подсказывал правильные действия, а серьезность ситуации придавала сил.
Лейтенант выносил боль молча, лишь время от времени издавая невнятное шипение сквозь стиснутые зубы. Работа была медленной, кропотливой. Следовало не только промыть места ожогов от золы и грязи, но и вскрыть каждый волдырь. Несмотря на то, что прикосновения Сэйбл были на удивление осторожными, израненное тело напоминало комок оголенных нервов. Всей силы воли молодого офицера едва хватило, чтобы удержаться от крика, когда на первую из ран полилось огненное виски. Капли алкоголя, красные от крови, закапали на землю. Губы лейтенанта даже не побелели — они стали пепельно-серыми. Однако он так и не издал ни звука до самого конца экзекуции.
Когда Сэйбл подняла нож, раскаленное лезвие отсвечивало красным.
— Гот-товы? — спросила она, нахмурившись, когда голос сорвался.
— Может, лучше мне сделать это? — предложил Хантер.
Она яростно помотала головой. Ной встретился с ее взглядом, отчаянно решительным, и поспешил отвернуться, выразив таким образом свою готовность к очередному испытанию. Его обнаженный торс мелко подрагивал. Боясь, что это зрелище разметает остатки ее мужества, Сэйбл нацелилась на ближайшую рану и прижала к ней горячее лезвие ножа. Раздалось отвратительное шипение, запахло паленой кожей. В следующее мгновение лейтенант отпрянул, глухо застонав. Не замечая слез, часто капающих на подогнутые колени, Сэйбл снова нацелилась ножом. Она чувствовала себя палачом! Этот человек успел столько вынести, а теперь приходилось причинять ему новую боль!
Не дожидаясь просьбы, Хантер молча передавал ей все необходимое для процедуры. Трудно сказать, кто из троих испытал большее облегчение, когда ужасный процесс был наконец закончен.
Ной сделал судорожный выдох, только в этот момент сообразив, что задержал дыхание почти в самом начале, боясь не совладать с собой и закричать от боли. Он был мертвенно-бледен, несмотря на загар, и весь покрыт густой испариной, невзирая на по-зимнему холодный день. Хантер молча протянул ему бутылку. Лейтенант приложился к горлышку и сделал несколько жадных глотков, пока Сэйбл бинтовала его грудь и помогала надеть относительно свежую рубашку. Заметив, как сильно уменьшился уровень жидкости в бутылке, она укоризненно покачала головой, но закупорила и убрала ее, не сказав ни слова. Когда последняя пуговица на рубашке Ноя была застегнута, он просто свалился на спину и отключился.