— Ну как из города возвращались мы, так они и виделись.
— И в каком он был обличье?
— Волка… он всегда волк… лишь говорит по-человечески… Он только в новолуние человеком мог быть или если госпожа ему снадобье приносила… Он лишь тогда обращался, но ненадолго… А она все хотела, чтоб навсегда… и рецепт искала… помолится и начинает новый рецепт искать?
— Кому молилась-то, Сатане? — губы епископа презрительно изогнулись.
— Нет, что Вы… она Сатане никогда не молилась… лишь Господу.
— Не лги! О том Господу не молятся!
— Она молилась… и истово так… все просила, чтоб Господь проклятье свое с рода оборотня снял.
— Ты лжешь! — епископ резко повернул ворот тисков, удерживающих руки мальчика, и тут же его крик заполнил весь подвал.
— Так кому она молилась? — повторил свой вопрос епископ.
— Я не знаю… она говорила «Господи», а кому она молилась — не знаю… — захлебываясь слезами, ответил тот, — я не лгу! Не надо, не пытайте больше!
— Значит, ты признаешь, что она именем Господа называла Сатану?
— Откуда же мне знать то?
Еще один оборот колеса и снова крик, и мальчик вновь весь выгнулся, пытаясь вырваться из ремней, повторяя:
— Не надо больше! Не надо! Я все признаю… все! только больше не надо! Она Сатану, сатану так называла…
— То есть зелье для оборотня она готовила по молитве к Сатане? — спросил епископ, закрепляя в ножных тисках ступни мальчишки.
— Да… к нему… — согласно закивал тот и испуганно заелозил на столе, скуля от страха.
— И тебя заставляла ему молиться?
— Меня — нет… — испуганно замотал он головой. — Я никогда Сатане не молился.
— Не лги! — епископ повернул рычаг, и ножные тиски с хрустом сжали кости ног.
Мальчик зашелся в криках и рыданиях. Теперь он был готов подтвердить все: и что сам молился Сатане, и что отошел от веры истинной и душу дьяволу продал.
Но епископу уже было трудно остановиться. Его раздирала досада на то, что им манипулировали. Манипулировали так, как привык всеми манипулировать он. А мысль о том, что Каролина ему предпочла богомерзкое существо, даже не человека, а сатанинскую тварь, и вовсе туманила рассудок. И епископ продолжил пытку, заставляя мальчишку не только в подробностях рассказывать все, что он знал, но и признаваться и каяться в том, что он вместе со своей госпожой предпочел служение Господу служению Сатане. Остановился он лишь, когда от невыносимой боли мальчик потерял сознание.
Тогда, стремясь привести его в чувство, он окатил его ледяной водой. Мальчик, открыл глаза, и вдруг неожиданно хрипло засмеялся. А потом, глядя на него бессмысленным и мутным взором, заговорил: