Зрелище было настолько шокирующее, что Монтейро на несколько мгновений застыл в дверном проходе с широко открытым ртом. Очухавшись, обругал себя за впечатлительность и вошел внутрь закрыв дверь на ключ.
Самым подходящим местом для хранения важных записей по мнению Монтейро являлся большой деревянный шкаф со слегка перекосившейся правой створкой. И действительно, внутри нашлось великое множество бумажек, вот только по какому принципу они были сгруппированы, зингарец уловить не сумел. Поддавшись внезапному порыву, он вытряхнул содержимое всех ящиков на пол. Вновь его мысли крутились вокруг неба, солнца и океана. Ему было нужно, как можно скорее, обнаружить документы на дом, указанный стигийцами, а то, что старый монах обнаружит разгром и поймет, что в комнате побывал вор, это дело третье.
Зингарец достал из-за пояса папирус с адресом дома и принялся копаться в разбросанных на полу записях, надеясь найти среди них идентичные строки. Как назло, ничего похожего и близко не было. Монтейро бесился, скрежетал, зубами, посылал проклятья. Уже проверенные бумаги он начал комкать и отбрасывать в дальний угол комнаты, чтобы они не мешались.
Когда монах готов был послать к Нергалу стигийцев с их дурацкими просьбами и отправиться наконец к морю, в руки ему попали записи о том самом доме. Большого значения этому Монтейро не придал, он и так был уже готов покинуть комнату, чуть раньше, чуть позже – какая разница. Зингарец поднялся с колен, сунул бумагу за пазуху, и в этот момент дверь отворилась.
В комнату вошел отец-настоятель, вернувшийся из молельни. Округлившимися глазами он обозрел учиненный в покоях беспорядок и его создателя. Монтейро также непонимающе уставился на старого монаха, в его сознание никак не укладывалось то, что его могли поймать.
— Что ты здесь делаешь, сын мой? – промолвил отец-настоятель.
Монтейро понял, что пытаться оправдываться смысла не имеет, преступление его слишком очевидно. Зингарец приблизился к старику, не говоря не слова, схватил его за волосы и начал колотить его лицом о поверхность стены.
Настоятель кричал, извивался, пытался вырваться из рук Монтейро, но силы были явно не равны. Вскоре старик с криков перешел на стоны, потом затихли и они. Но зингарец на звуки внимания не обращал, ему надо было выплеснуть накопившуюся ярость, и до того жива его жертва или уже нет, ему дела не было. Когда он закончил свою экзекуцию, у отца-настоятеля вместо лица была кровавая маска.
Сожаления или раскаяния зингарец не испытывал, равно как и страха. Он спокойным шагом вышел из комнаты, растолкал собравшуюся на крики настоятеля толпу и двинулся к выходу из обители. Никто так и не попытался его остановить. Мало того с ним и заговорить не решались. Через несколько мгновений сзади раздались крики. Похоже, монахи решились войти к настоятелю и обнаружили бездыханное тело.