В Сартос зингарец добрался, уже когда на город опускались сумерки. Монтейро боялся, что из-за подступающей темноты не сможет различить те ориентиры, что явились ему во сне. Но стоило ему ступить на улицы города, как где-то в глубине сознания начало зарождаться ощущение узнавания, не имеющее никакого отношения к зрительным образам.
На реально существующий город словно наслоился еще один, призрачный, состоящий из той же непонятный субстанции, что и темнота в его грезах. Вот только этот Сартос не был черным, он переливался всеми цветами радуги. Монтейро следовал по дороге из золотых вспышек, сквозь серебро окружающих его строений, миную красные, синие и зеленые образы спешащих по своим делам людей.
Новый мир захватывал зингарца, притягивал к себе, приказывал, просил, умолял остаться в нем и следовать его знакам, но какая-то часть Монтейро по-прежнему находилась в плену привычной реальности. Зингарцу не доставало сил, чтобы сделать последний шаг, а без этого было никак нельзя. Ориентиры стали исчезать, терять четкость, зов их сделался до невыносимости жалостливым, казалось, они понимали, что теряют Монтейро.
— Смотри под ноги, придурок! – кулак влетел в грудь Монтейро. Зингарец не удержался на ногах и повалился на спину.
Призрачный мир исчез. Краски померкли окончательно. Смотреть на прежнюю реальность было больно, слишком серой она была.
— Ублюдок! – человек толкнувший монаха, теперь пнул его сапогом по печени. – Развелось вас, тварей пустоголовых! Поубивал бы!
Монтейро скрючился от боли. Те ощущения, что сейчас проносились по его нервным окончаниям от печени к мозгу, переплелись с трагедией утраты нового Сартоса, пришедшего к нему из видений. Постепенно в зингарце просыпалась ушедшая было ненависть ко всему роду людскому.
Монах понял, что хочет убить ударившего его наглеца. Он просто обязан это сделать.
Человек занес ногу, чтобы еще раз врезать по валявшемуся в пыли монаху. И тут Монтейро взметнулся в прыжке, которому позавидовал бы бывалый акробат, и вцепился обидчику в плечи руками, одновременно хватая зубами кадык. Мощное движение назад головой, и из шеи незнакомца хлещет поток крови. Но зингарец этого словно не заметил и продолжал рвать зубами глотку врага. Лишь добравшись до позвонка, он остановился.
К этому времени обидчик Монтейро был давно мертв, в глазах его застыл ужас.
Зингарец поднялся с трупа, сплюнул, отряхнулся и огляделся по сторонам. Как ни странно, но на звуки драки никто не сбежался. Улица была пустынна. Единственным объяснением тому было то, что он находился в бедняцком квартале, где народ и не такое повидал и знает, что излишнее любопытство бывает наказуемо.