— Откуда он появился?
— Из ящика сдачи.
— Не может быть!
— Это мальчик или девочка?
Я подняла глаза. Все смотрели на меня.
— Мальчик.
— Да он красавец!
— Сколько ему?
— Как он попал в ящик?
Я не отвечала, неотрывно глядя на котенка.
— Как холодно.
— Жутко холодно.
— Самое холодное утро в году.
Пауза, а затем:
— Должно быть, кто-то сунул его в ящик.
— Это ужасно.
— Может, они пытались спасти его от холода.
— Не знаю… он такой беспомощный.
— И такой маленький.
— А какой красавец! Ох, у меня просто сердце разрывается.
Я опустила котенка на стол. Бедняга едва стоял. Подушечки на всех четырех его лапках были отморожены, и на следующей неделе кожа их побелела и сошла. Тем не менее котенку удалось сделать нечто удивительное. Утвердившись на столе, он стал медленно переводить взгляд с одного лица на другое. Когда кто-то гладил его, он подставлял головку под руку и мурлыкал. Он забыл все ужасные события своей маленькой жизни. Забыл жестоких мучителей, которые сунули его в приемный ящик библиотеки. Казалось, он хочет поблагодарить всех, кто, встретив его, спас ему жизнь.
Прошло уже двадцать минут после того, как я вытащила его из ящика, и настало время подумать о других вещах — как содержать в библиотеке кота, где раздобыть мисочки, еду и песок. Котенок пригрелся у меня на груди, и по выражению его мордочки было видно, как он мне доверяет. Так что я была полностью готова к ответу, когда кто-то наконец спросил:
— Так что нам с ним делать?
— Что ж, — сказала я, словно эта мысль только сейчас пришла мне в голову, — может, нам удастся воспитать его.
Глава 2
Прекрасное дополнение
Пусть это не покажется удивительным, но котенок был счастлив в этот первый день. Он оказался в совершенно незнакомой обстановке, окруженный странными чужими людьми, каждый из которых стремился потискать его, поласкать и поворковать над ним, — и был совершенно спокоен! Сколько бы мы ни передавали его из рук в руки, в каком бы положении его ни держали, он не вырывался и не суетился. Он никого не пытался укусить или поцарапать. Вместо этого он прямо-таки таял в чьих бы то ни было руках и смотрел человеку прямо в глаза.
Он совершенно не притворялся, потому что мы ни на секунду не оставляли его в одиночестве. Если кто-то выпускал его — например, потому, что ждала неотложная работа, — тут же к нему тянулись пять пар рук, готовых подхватить его, держать и ласкать. В первый же вечер, когда пришло время закрывать библиотеку, я опустила его на пол и минут пять понаблюдала за ним, дабы убедиться, что он дохромает до своей мисочки с кормом и ящика с подстилкой. Не думаю, что его бедные обмороженные лапки в тот день хоть раз коснулись пола.