— Того, что с воза упало, и побольше! — вскричал он и принялся пожимать руки всем вокруг, в том числе и собственной дочери.
— Счастлив познакомиться с вами, сэр, — сказал Сэмюэл Айрленд, не без опаски поглядывая на мистера Лэма. — Ваша дочка — наша общая любимица.
— Желаю тебе от змейки всяческой радости.[101]
— Очень мудро замечено, сэр.
— И объедайтесь на Рождество.
— Вообще-то я…
— Нам пора идти, папа, — Мэри взяла отца под руку. — Не надо задерживать джентльменов.
— Эй, на судне! — крикнул мистер Лэм и одарил Сэмюэла Айрленда сияющей улыбкой, но, повернувшись к дочери, вдруг разом сник, смущенный и словно надломленный.
— Сюда, папа. Осторожно, не споткнись о край ковра.
— Замечательный старец, — заметил Сэмюэл Айрленд. — Оригинал, теперь таких не сыскать.
Пока Мэри уводила отца из зала, к Уильяму подошел Томас де Куинси:
— Позвольте пожать вашу руку, сэр.
— Сделайте милость.
— Руку, которая только что касалась творения Шекспира.
— Очень рад, что вы пришли послушать.
— Я с самого детства страстно люблю Шекспира. Рос я в Манчестере, а там, как вы догадываетесь, моего увлечения никто не разделял.
Де Куинси явно хотелось поговорить о себе, но Уильям не был расположен слушать. Он назвал молодому человеку адрес их с отцом книжной лавки и поспешил вслед за Мэри. Она уже стояла на углу Милк-стрит и Чипсайд и тщетно пыталась нанять экипаж.
— Я был счастлив увидеть в зале вас и вашего батюшку, Мэри. Спасибо, что пришли.
— Такого события я не пропустила бы ни за что на свете. И вообще я люблю выводить папу в общество. Это придает ему бодрости.
Подняв глаза к небу, мистер Лэм поворачивался на каблуках из стороны в сторону.
— Вы позволите мне заглянуть к вам на той неделе?
— Приходите непременно. Жажду услышать новости про пьесу.
— Вы совсем выздоровели?
— К счастью, я в полном здравии, поверьте, Уильям.
* * *
Тремя днями раньше Чарльз Лэм, спустившись среди ночи на кухню, застал там сестру. Она сидела одна, в ночной рубашке, и сосредоточенно раскладывала по размеру все имевшиеся в доме столовые приборы. Он тихонько окликнул ее:
— Мэри, а Мэри, чем это ты занимаешься?
Она посмотрела в сторону брата, но словно бы невидящим взглядом. Он сразу понял, что она бродит по дому в лунатическом сне. Мэри встала и подошла к окну. Затем глубоко вздохнула и, высоко воздев руки, пробормотала:
— Еще не сделано. Еще не сделано.[102]
После чего повернулась и, явно не замечая брата, направилась наверх, в свою спальню. Чарльз убрал посуду в ящики и вернулся к себе.
* * *
Но наутро, в субботу, он сестры не увидел. Ссылаясь на усталость, она весь день не выходила из комнаты. А на воскресенье они еще прежде договорились все вместе продолжить работу над сценой с мастеровыми из «Сна в летнюю ночь». Чарльз думал, что Мэри под каким-нибудь предлогом уклонится от репетиции, но когда он спустился к завтраку, она уже сидела за столом, положив рядом с прибором свой экземпляр текста.