Набережная с чего-то разыгралась. Золотой купол собора покрылся волнами, как сморщился. Фонари стояли шатко, тоже сомневались в надежности гранита. Деревья росли криво. Далекий шпиль, обычно ровненький, будто аршин проглотил, сегодня, видно, этот аршин не проглотил, а ввинтился в потемневшее небо штопором. Автомобили — и смех и грех — наподдавали друг другу, точно в хоккей играли; одна шустрая легковушка столкнулась с автобусом, въехала в него и сзади выскочила.
Леденцов стал и остервенело потряс головой, чтобы уложить мысли в обычный порядок. Какая-то старушка тоже остановилась с завороженным любопытством.
— Чем могу быть полезен, гражданка?
— Ты сейчас вовсе бесполезный, поскольку труп.
— Гражданка, выбирайте выражения, — строго попросил Леденцов.
— Труп, только тепленький. Шел бы ты домой.
— Домой и иду.
Ему казалось, что он неестественно раздвоился: тело вот оно, шагает по набережной, а сознание отлетело, парит рядом птичкой, наблюдает за телом и ухмыляется, поскольку никогда это тело таким не видело. Тепленький труп. Леденцов пощупал лоб — даже горяченький.
Он свернул на улицу. Надо бы взять такси, но нет денег. Сесть в автобус — там полно народу, стыдно. Троллейбус до дому не идет. И сил мало. Полный расслабон. «Доза», «мэн», «клевый»… Его затошнило. И тогда отлетевшее сознание надоумило позвонить Петельникову, который, вероятно, еще в райотделе. Леденцов втиснулся в телефонную будку, почему-то оказавшуюся на редкость крохотной. С третьей попытки номер набрался.
— Здравия желаю, товарищ капитан!
— Кто это? — не узнал его Петельников.
— Леденцов, ваш подчиненный.
— Голос у тебя, как у древнего граммофона.
— Это от портвейна розового, товарищ капитан.
— С ними пил?
— Так точно. Бежит вина живой поток… Захлебнемся сами…
— Как себя чувствуешь?
— Противно. И зачем люди пьют?
— Эту тему мы обсудим позже. Ты передвигаешься?
— Пунктирно, товарищ капитан, но сознание ясное, и логика четкая.
— Оно и видно. Где ты?
— Где продают жареные пирожки.
— Их на каждом углу продают. Напряги сознание и назови еще ориентир.
Леденцов огляделся сквозь стекла будки:
— Кафе-мороженое «Белый мишка».
— Стой на месте и ни с кем не говори. Сейчас придет машина…
Леденцов вышел из будки и воззрился на торговку пирожками. Отлетевшее сознание научило заесть вино, чтобы пропала тошнота. Капитан запретил ходьбу и разговоры, но пирожки есть не запретил. Леденцов зашарил по карманам. В брюках, под платком, оказались два мятых рубля, видимо сунутых туда поспешно, когда пили с Иркой кофе.
— С чем? — спросил он лоточницу деловито.