— Ваш любимый композитор?
— Чайковский, Моцарт и Бах.
— Случаем, не знаете, сколько кантат написал Бах?
— Двести двадцать.
— Ваше самое любимое у Баха?
— «Каприччо на отъезд возлюбленного брата», — сказал Петельников ради красного словца, ради оригинальности названия.
— Под музыку можете работать?
— Представьте себе, могу.
— Значит, вы ее не слышите?
— Наоборот: чем тоньше музыка, тем больше конкретных идей приходит мне в голову.
— Как вы относитесь к Высоцкому?
— Как к великому человеку.
— Потому что он сам писал стихи, музыку и сам исполнял?
— Потому что сумел выразить боль своего времени. Потому что был народным артистом, которого слушал и рабочий, и ученый, и подросток, и преступник. И еще: он своим пением мужчин приобщал к мужеству.
— Такой вопрос: преступность и музыка?
— Чем больше хорошей эстрады, тем меньше преступности.
— Вы это серьезно?
— Конечно. Когда развлекаются, то не пьют и не хулиганят.
— Ваша самая любимая группа?
— «Плазма».
Сперва они засмеялись, а затем пошел такой шум, будто здесь пили вино, а не кофе с печеньем. Разогретые своими же вопросами, музыканты позабыли про гостя, про серьезность, про бороды и усики, глотали чашками кофе и кричали так, что эти самые бороды дыбились намагниченно, а комбинезоны мешали размахивать руками. Оперативник смотрел на них с радостью: творческий и честный коллектив. Вот сюда бы всех шатровых… Впрочем, еще с Грэгом неясно.
Но тут же Петельников понял, что судьба Артиста решена, потому что руководитель поершил бородку и спросил вполголоса:
— А он нас не обворует?
Он дышал в три приема, как учили йоги. И рекомендовали утром, сразу после сна, сосредоточить свою мысль на чем-нибудь одном, на каком-то несуетном предмете. Леденцов выбрал десятикилограммовую гантелину, спокойнее ее ничего на свете не было. Он делал зарядку, стоял на голове, принимал душ, думая лишь об этом чугунном снаряде. Но шаровидные култышки в его сознании делались резиновыми, становясь то вытянутой головой Бледного, то лобастым кругляшом Шиндорги. И волевая мысль, Заслоненная этими марионетками, перескакивала на случай с сигаретой…
Ребята не хотели быть хорошими. Вернее, стеснялись. Почему? Почему плохим быть менее стыдно, чем хорошим? В чем тут тайна? Не задать ли этот вопросик своему блокноту под названием «Мысли о криминальной педагогике, или Приключения оперуполномоченного Бориса Леденцова в Шатре».
Но его позвали пить кофе.
Людмила Николаевна по воскресной привычке просматривала за завтраком журналы, листая какой-то иностранный ежемесячник. Ее смешок удивил: что может быть веселого в рефератах по биологии?