— Чего вы ко мне прицепились?
— Тогда ответь мне, как мужчина мужчине: почему ты не отлип седалищем от места и не уступил его женщине, у которой наверняка и ноги болят, и грипп есть, и усталость лошадиная? А?
Мальчишка мгновенно насупился. Выходило, что к нему не бездельно пристал молодой рыжий парень, а остановил взрослый за допущенную провинность.
— Не знаю, — промямлил он, разглядывая асфальт.
— Ведь тебе что сидеть, что стоять. Так?
— Ну, так.
— Почему же не уступил?
— Не знаю…
— А ты подумай.
Со стороны их могли принять за братьев: старший отчитывает младшего, например, за то, что тот не хочет взять одну из тяжелых сумок. Уже прошли два трамвая, уже люди намекающе их поталкивали.
— Стыдно, — вдруг сказал мальчишка.
— Стыдно уступить место? — не поверил своим ушам Леденцов.
— Угу.
— Стыдно поступить хорошо?
— Все будут смотреть…
— Впредь не стыдись, — рассеянно отпустил его Леденцов.
Совпадение поразило: его подопечные тоже стеснялись добрых дел. Неужели все подростки такие? Но он вспомнил свою школу, где умных уважали, хороших любили. Возможно, разгадка лежала где-то в сравнении Шатра и его школы. Сосредоточиться мешали тяжелые сумки.
Дома он прошел в свою комнату, сел на диван и включил тихую задумчивую музыку. Педагогические сочинения ждали его строго и уже вроде бы нетерпеливо. В них есть ответы, там все есть…
Неожиданно припомнилось, как он выступал в ПТУ. Была встреча молодых работников милиции с молодыми рабочими. Он рассказал про свою работу и предложил задавать вопросы. Их не оказалось. Он ударился в воспоминания острых случаев из практики. Ни одного вопроса. Тогда Леденцов подбросил «клубнички» — про трупы, про заглоченные бриллианты, про насильную любовь… Вопросов не было. Так бы и тянулось, не осени его, что он не с беседой выступает, а элементарно перед ними выпендривается. После вечера педагог ему объяснил: «Вопросов они не задавали, потому что стесняются выглядеть умными».
Мама звала обедать…
Новгородская картошка развалилась на куски и желтела в тарелке почти с мелкокристаллическим блеском. Ее парок тревожил ноздри; впрочем, призывно пахла и селедка, которую Людмила Николаевна вымачивала таким способом, что та походила на анчоусы. Но и вкусная еда не отвлекала Леденцова от мыслей. Он рассказал про мальчишку в трамвае.
— Очень даже объяснимо, — не удивилась Людмила Николаевна.
— Если только с биологических позиций…
— С психологических, Боря. Представь, что в трамвай вошла женщина и все мужчины вскочили. Не сомневаюсь, встал бы и мальчишка. Но ведь все сидят. Выходит, что подняться надо ему одному, то есть выделиться из всех. Проявить индивидуальность. Боря, на это и многие взрослые не способны.