— Печенья принести?
— Ага, — нахально ответил капитан.
Подтверждался его вывод о том, что надежнее всего пить кофе в гостях. Печенье оказалось не магазинным, сладким и сдобным: видимо, пекли в столовой объединения. И свежезаваренный кофе пахнул ароматом. Петельников на несколько минут увлекся. Потом зазвонил телефон. Словно разбуженные его звуком, затрещали и другие два аппарата. И пока громыхали три звонка, капитан уминал печенье, надеясь еще и на время трех телефонных разговоров. Но Желубовский трубок не взял.
— Мирон Алексеевич, я знавал отца, который ради детей отказался от должности главного инженера.
— Прикажете идти в слесаря?
— Не знаю.
— Уйти матери с работы? Или нанять воспитателя? Услать в другой город? Или просто высечь его?
— Ваша ошибка в том, что вы создали для сына особые условия.
— Как же иначе! Ребенок, счастливое детство, цветы жизни…
— Мирон Алексеевич, я не педагог, я милиционер… Но по-моему, дети должны жить той жизнью, которой живут взрослые.
— Труды, нервотрепки, спешки, недосыпы, заботы, неприятности… Все это нашим детям?
— Да. Только в других, в ребячьих дозах.
— Почему же он не переживал вместе со мной? Я многое в жизни успел, много сделал хорошего… Почему он берет пример со своей компании, а не с меня?
— Мирон Алексеевич, когда вы делали хорошее, вашего сына не было рядом. Вот и сделайте, чтобы теперь он всегда находился как бы рядом с вами.
Ирка-губа шла вальяжно, как медведица. Леденцов видел черные прямые волосы, гулявшие по ее плечам, спину, обтянутую кожаной курткой и поэтому казавшуюся не по-женски плотной, желтый фирменный ярлык на потертых стоячих джинсах…
Ни блондином, ни брюнетом он не сделался, едва отмыв сине-зеленые разводы. Но и рыжим не остался. Теперь его голова имела редкий для человека цвет ржавого лимона. Леденцова это устраивало: какая-никакая маскировка. Ребята из Шатра доставлялись в райотдел и не исключено, что могли его приметить.
Ирка стояла у киноафиши, озирая ее долго, как-то непонимающе. Леденцов замешкался возле длиннющего легкового автомобиля, разглядывая броскую модель.
Ему хотелось спать: с раннего утра торчал он у Иркиного парадного. И зря, потому что шатровые ребятки, видимо, вставали поздно; из дому Ирка вышла около двенадцати. Ему хотелось кофе. Когда его благородный запах выдувало из кофеен и кондитерских, Леденцов чувствовал во рту ароматную горчинку. Впрочем, вкус мягких булочек, трех-четырех, он тоже чувствовал.
Ирка зашла в магазин «Женское белье». Леденцов привалился к фонарному столбу…
Два часа ходил он, как бычок на веревке. Для знакомства не подвернулось ни одного случая, простого и естественного, как, скажем, чашка кофе. А ведь чего проще? «Не хотите ли выпить чашечку кофе? С булочками? С тремя-четырьмя?» Не виси на нем этого задания — давно бы познакомился. Подошел бы и спросил: «Не хотите ли выпить чашечку кофе?..»