А это означает лишь одно.
– Ад и все дьяволы, – пробормотал Пэган.
Он начинает поддаваться чарам своей жены, стремится оградить ее от опасности.
Пэган покачал головой, затем сделал глубокий вдох, прежде чем направиться в замок. Если в его власти больше не дать Дейрдре снова взять в руки меч, он сделает это, даже если придется сломать все клинки в оружейной.
– Дейрдре!
Дейрдре вскочила с кровати, лихорадочно вытирая слезы с лица, и уставилась на запертую на засов дверь. Она не собиралась открывать ее.
– Чего ты хочешь? – попыталась презрительно проговорить она, но ее голос предательски дрожал.
Задвижка загрохотала в ответ, когда Пэган попробовал толкнуть дверь. Ее сердце ударилось о ребра. Он потряс дверь сильнее, но безуспешно.
– Дейрдре. – Тон его был спокойным и ровным, но от резких ноток засов на двери внезапно показался непрочным. – Впусти меня.
– Нет.
Последовала продолжительная тишина. Сердце Дейрдре замерло.
– Открой дверь, Дейрдре. – Голос его на этот раз был мягче, но от этого еще опаснее.
– Нет.
Не было ни ответа, ни движения. Ни единого звука не донеслось из-за двери. Дейрдре слушала затаив дыхание, но тишина продолжалась, пока она не решила, что он сдался и ушел.
А потом тишина раскололась на куски. Дубовая дверь влетела внутрь со звуком тысячи сломавшихся копьев. Щепки разлетелись во все стороны. Железные скобы погнулись под напором, и кожаные петли сорвались со своих приспособлений. То, что осталось от двери, повисло и рухнуло на пол, словно убитый зверь. А из дверного проема в облаке пыли, с зажатым в кулаке боевым топором ее отца шагнул Пэган, свирепый, как викинг-захватчик.
Пэган был в ярости. Вот он стоит, словно какой-то варвар, с топором в руке, вынужденный взламывать дверь собственной спальни – из-за собственной жены! Как посмела Дейрдре…
Она отшатнулась назад, сверля его покрасневшими, припухшими от слез глазами, настороженная и готовая защищаться. И уж конечно, то, что он ворвался сюда с боевым топором, не улучшило дела.
– Оставь меня в покое! – закричала она.
Дейрдре пыталась скрыть дрожь в голосе, но икота выдала ее. Проклятие! Его сильная, бесстрашная жена плакала.
Рука, сжимающая топор, расслабилась. Плечи опустились. Напряжение в голове отпустило. Ничто не могло растопить гнев Пэгана быстрее, чем слезы. Что-то в мягких, нежных линиях женского лица, преображенного печалью, растрогало его. А знать, что он причина ее огорчения…
Чувство вины нахлынуло на него.
– Дейрдре, – проговорил он с мягкостью, которая удивила его самого. Он осторожно отложил топор в сторону и перешагнул через кучу обломков между ними.