Осенняя легенда (Вулли) - страница 272

– Мне кажется, ты должна носить вот это, – тихо проговорил он и заставил жеребца сделать пару шагов, пока мы не оказались колено к колену. Я откинула дорожную вуаль, и муж осторожно надел мне на шею золотое кольцо. Потом повысил голос, так, чтобы слышали все, и распрямился в седле:

– Добро пожаловать домой, моя королева!

Окружавшие нас всадники радостно меня приветствовали, а Артур развернул жеребца, и мы поехали рядом.

– Думал, ты уж никогда не вернешься, – продолжал он в то время, как люди уступали нам дорогу. Бедивер, Кэй и знаменосец ехали впереди. – Год показался таким долгим.

– И для меня тоже, – ответила я. Несколько минут мы ехали в молчании, поскольку говорить о личном было неудобно.

– А кто остался в Камелоте? – наконец спросила я, потому что не находила в толпе встречающих другого лица, которое искала.

– Гавейн со своими людьми. Теперь он мой помощник.

– Не Бедивер? – я слегка удивилась, предполагая, что именно он должен был получить должность, которую занимал когда-то в молодости. Хоть и однорукий, он обладал более трезвой головой и здравым рассудком, чем оркнеец.

Артур покачал головой.

– Как сын моей сестры, Гавейн ближе других стоит к трону. И вполне естественно, его должны считать одним из моих преемников, если со мной что-нибудь случится.

Жеребца волновало присутствие моей кобылы. Он сворачивал набок голову, приоткрывал губы, обнажал зубы. Артур дернул повод, заставляя его держать голову прямо. – Ты должна знать, Гвен…

В Карлайле Гавейн был самым твердым твоим защитником и пришел в ярость, когда узнал, что совершили с тобой его братья и сын. Он хотел ехать тебя встречать, но я не мог оставить Камелот пустым.

– А Мордред, – решилась спросить я и почти пришла в ужас от того, что услышала.

– По-прежнему в Винчестере у союзных племен, – тон Артура был холодным и безразличным. И оставив эту тему, я стала просто наслаждаться своим возвращением домой.

Вдоль дороги стояли самые разные люди: фермеры, свинопасы, кузнецы, тележные мастера – все бросили работу, чтобы посмотреть на нашу кавалькаду; торговцы, купцы, гонцы, пасечники, перевозящие ульи на новое место, знать, спешащая ко двору, – то есть все, для кого путешествие было жизненно важным делом, сворачивали к обочине и давали нам проехать. Сначала, завидев знамя, они, как правило, молчали, но, узнав рядом с королем меня, разражались приветственными возгласами.

Поняв, как скучал по мне простой люд, я почувствовала, что тронута до глубины души, и слезы благодарности навернулись на глаза.

Ни знать, ни рыцари, погрязшие в политике и придворных интригах, а народ. Народ нашей страны радовался и веселился, лелеял новые мечты и обретал надежды – и все потому, что я вернулась домой. Я соприкоснулась с подобным после ночи в пещере: с земной мечтой человечества. Я отзывалась на ее песню, как гудящая на ветру арфа. Она давала мне цель, которая претворялась во всех моих действиях, в самой сути души. Именно она сформировала Артура таким, каким он был, когда мы жили вместе. И хотя в ней, вероятно, не было ничего святого и возвышенного, я не могла уже отрешиться от людской мечты, как Ланс – от поисков духовной жизни и Артур от любимого дела.