– Конечно, не хочу! – в голосе Ланса послышалось искреннее возмущение. – Утром, когда я понял, что произошло, я был просто взбешен. Сказал, что не хочу больше видеть ни ее, ни ее интриганку-заговорщицу служанку и что раздавлю эту надоедливую старуху, если она когда-нибудь еще попадется мне на пути. – Ланс перевел дух и продолжал: – Но на этом, похоже, еще ничего не кончилось. Только что конюх мне сообщил, что Элейн собирается в Камелот… с ребенком, которого она называет моим сыном.
Слова были произнесены спокойно, но вонзились в меня, как острый нож. С новой силой болезненная пустота бесплодия овладела мной – мрачное, холодное отчаяние и горестное понимание того, что мне не дано материнство, которое так легко достается любой коровнице или посудомойке. Эта негодница не только уложила в постель человека, который отказывался со мной переспать, но подарила ему еще и ребенка. Ребенка… дар самой жизни, залог бессмертия. А я не могла его дать ни Артуру, ни Лансу, никому другому.
Я сидела сраженная услышанным и неотрывно смотрела на стрекозу, опустившуюся отдохнуть на камне. В ней не осталось красок, и мир вокруг мертвенно померк.
Постепенно во мне разрасталось понимание, разрасталось изнутри, как болезненная опухоль, заполняя всю до кончиков пальцев. Я вскочила на ноги, что-то прокричала и бросилась к лошадям.
– Гвен! – Голос Ланса долетел до меня, когда я уже отвязала повод и прыгнула в седло. – Гвен, подожди!
Но кобылка взяла с места, повинуясь моему бессловесному стону, и, вскинув головой, повернула через луг к полному валежника лесу. Я легла лошади на шею, стараясь достаточно натягивать удила, чтобы не потерять над животным контроль, и в то же время понукая Этейн.
За нами раздавался стук копыт лошади Ланса, пытавшейся нас догнать. Я как следует ударила Этейн каблуками в бока, и та ускорила свой бег, когда мы влетали в лес.
Я не первый раз пыталась убежать от судьбы. Когда Бедивер подтвердил, что Мордред был и в самом деле сыном Артура, я просто обезумела и понеслась навстречу надвигавшейся бурс.
Но это случилось на свободной римской дороге. А теперь я старалась управлять неопытным животным среди сгущающихся сумерек леса. Кусты орешника хлестали по рукам, когда Этейн бешено кидалась в сторону, чтобы миновать самые опасные препятствия, и я еле успевала пригибать голову, когда мы мчались под низкорастущими ветками. Стволы огромных деревьев исчезали позади, и я мельком подумала, когда же мы влетим головой в один из них. Наконец, я оставила попытки направлять лошадь и, предоставив ей свободу, скрючилась на шее, вцепившись руками в соломенную гриву.