По крайней мере, он признался сразу, как только новость дошла до него, и мне не придется узнавать о его сыне так, как я узнала о Мордреде. Тогда меня не предупредили, потому что Артур ото всех хранил свою отвратительную тайну отцовства, кроме Бедивера и Мерлина. И злорадные откровения Моргаузы застали меня врасплох и потрясли.
Мне никогда не приходило в голову, что Артур может иметь ребенка от какой-нибудь другой женщины, тем более от своей единоутробной сестры. Тогда он не знал, кто она такая. Но Моргаузе было хорошо известно, кого она завлекала в постель – молодого, ослепленного триумфом великой победы верховного короля. Правду он узнал немного позже. Моргауза позаботилась об этом, играя секретом его отцовства, как ненадежно подвешенным над его головой мечом. А когда приблизилось одиннадцатилетие Мордреда, она привезла его ко двору, чтобы он мог служить Артуру вместе со своими братьями Гавейном, Гахерисом и Агравейном.
Существование Мордреда проясняло суть ненависти Артура к Моргаузе, но свои планы на будущее мальчика муж тщательно скрывал. Все выяснилось сразу же после смерти матери. В семье Артура ничего не делалось наполовину.
Смерть Моргаузы избавила нас от беспокойств по поводу ее возможных интриг и заговоров. Но в то же время она оставила Мордреда наполовину сиротой, а в глазах всего света – полным сиротой, ведь считалось, что король Лот зачал его накануне великой битвы. Несчастный малыш не был виноват, что оказался порожденным на свет из целого клубка запутанных связей, и я не могла позволить, чтобы от него так жестоко отмахнулись.
Я настояла на том, чтобы мы взяли мальчика. Поскольку никто не догадывался о его родственной связи с Артуром, я не имела представления, знает ли он, кто его отец. Об этом, так же, как и о смерти его матери, мы не говорили. Так обстояли дела, и все могло оставаться по-прежнему, тем более что сам Артур был не склонен просвещать юношу.
Но сын Ланселота – совсем другой вопрос. Если об отцовстве Артура молчали, то об отцовстве Ланселота, вероятно, раструбят по всему королевству. И если я приложила руку к воспитанию Мордреда, то Элейн и близко не подпустит меня к ребенку. Скорее всего, она попытается заманить бретонца в Карбоник, и я убеждала себя в том, что это гораздо лучше, чем иметь их обоих у себя под боком. Ланс был прирожденным отцом – часто останавливался, чтобы посадить себе на плечи какого-нибудь малыша, утешить карапуза с разбитой коленкой, ребенка со сломанной игрушкой или упустившего воздушный змей. Нередко я видела, как он выходил к амбару, окруженный ватагой сорванцов, которые задавали ему несметное число вопросов, выкрикивали загадки или просто во все глаза смотрели на своего кумира – только Бедивера так же сильно любили подростки. Поэтому я не верила, что он может отвернуться от собственного сына.