Тем, как на земле вздуваются пузыри, и запахом.
Тихо, не повышая голос, он бы досказал все, как было.
– Ночью нас накрыл минометный обстрел.
И описал бы нескончаемый дождь, ползущую по земле тучу, рвущиеся мины в тумане. Темень и влага. Как если бы само поле взорвалось. Дождь, жижа и шрапнель, бежать некуда. Осталось зарыться в слизь, укрыться и ждать. Он описал бы призрачные картины, мелькавшие перед ним. Он видел парня, лежащего рядом с ним в яме, тот закопал себя целиком, кроме лица; вдруг парень подмигнул ему. Грохот отовсюду - протяжный гул, разрывы мин, крики. Кто-то начал пускать ракеты. Яркие вспышки, красные, зеленые, белые. Дождь, как на цветных фотографиях.
Земля кипела. Взрывы оставляли глубокие скользкие воронки и обнажали толщу многолетних, может быть, вековых пластов экскрементов. Из глубины поднимались пузыри вони. Две мины легли неподалеку, третья еще ближе, и сразу он услыхал вскрик. По голосу он узнал Киову. Придушенный, рваный вопль, но это был он. Странный булькающий отзвук вплетался в крик. Он откатился набок и пополз по направлению звука в темноте. Дождь падал ровными, тяжелыми струями. Всюду, куда хватал глаз, бегло вспыхивали разрывы. Рядом взлетел фонтан воды и дерьма, и он на несколько секунд нырнул с головой в грязь. В ушах отдавался стук сердечных клапанов. Он ясно слышал, как они ходят взад-вперед на волоконных креплениях. Вот это да, мелькнуло у него в голове. Когда он приподнялся, два красных огня зажглись в небе мягкими рассеянными лучами, и в их свечении он увидел широко открытые глаза Киовы, тонущие в склизкой грязи. Он замер в неподвижности, застонал, потом сдвинулся, боком прополз вперед, но, когда добрался, Киова исчез почти целиком. Над поверхностью виднелись колено, рука с золотым браслетом часов и носок ботинка.
Что произошло дальше, он не умел объяснить и никогда не сумел бы, но все равно попытался бы. Он говорил бы так, чтобы любой собеседник понял, что он ничего не придумывает.
На месте, где должна была находиться голова Киовы, шли пузыри.
Пальцы левой руки с черной каймой под ногтями разжались, из-под густой воды зеленовато фосфоресцировал циферблат часов.
Упомянув про часы, он рассказал бы дальше о том, как он ухватил ботинок Киовы и попытался вытащить его наружу. Он тянул изо всех сил, но Киова тонул, и он вдруг почувствовал сам, что тонет. Он понял это по вкусу. На языке возник вкус дерьма. Вокруг вспыхивали ракеты и рвались мины, все заполняла вонь, наполнившая его целиком, забившая легкие. И он не выдержал. Нет, подумал он. Не могу. Он отпустил ботинок Киовы, и тот ушел под воду. Медленно и с усилием он приподнялся над вязкой поверхностью, лег и, ощущая омерзительный вкус на языке, слушал звуки дождя, взрывы, лопающиеся пузыри.