в полудреме думал Джонни, как бы паря в воздухе под действием маленькой голубой таблетки, – он принял ее перед тем, как они с Сэмом вышли из «Медикэл сентр» и уселись в «эльдорадо» выпуска 1975 года. Из больницы в больницу, от человека к человеку, из одного места в другое.
Странное дело, в глубине души он наслаждался этой поездкой – впервые за пять лет он покинул больницу. Ночь была ясная, по небу световой спиралью распластался Млечный Путь; они мчались к югу через Пальмайру, Ньюпорт, Питсфилд, Бентон, Клинтон, а за ними над темными деревьями плыл месяц. С легким шуршанием машина летела среди всеобщего безмолвия. Из четырех динамиков магнитофона звучала тихая музыка – Гайдн.
В одну больницу попал в карете «скорой помощи» из Кливс Милс, в другую еду на «кадиллаке», думал он. Но его это не тревожило. Хорошо было просто ехать, плыть по течению и на время забыть о матери, о своих новых способностях, о любителях лезть в чужую душу. (Он сам напросился… только не трогайте меня, ладно?) Вейзак молчал. Иногда он что-то мурлыкал себе под нос.
Джонни смотрел на звезды. Смотрел на шоссе, почти пустынное в этот поздний час. Оно безостановочно раскручивалось перед ними. Они миновали дорожный пост, где Вейзак получил билетик-квитанцию. И снова вперед – Гарднер, Сабаттис, Льюистон.
Почти пять лет, дольше, чем иные осужденные за убийство проводят в тюрьме.
Он заснул.
Ему приснился сон.
– Джонни, – говорила во сне мать. – Джонни, помоги, исцели меня. – Мать была в нищенских отрепьях. Она ползла к нему по булыжной мостовой. Лицо у нее было бледное. Колени окровавлены. В редких волосах шевелились белые вши. Она протягивала к нему дрожащие руки. – Ты наделен божественной силой, – говорила она. – Это большая ответственность, Джонни. Большое доверие. Ты должен быть достоин его.
Он взял ее руки, накрыл их своими и сказал:
– Злые духи, оставьте эту женщину.
Она встала с колен.
– Исцелилась! – закричала она голосом, исполненным какого-то странного, зловещего торжества. – Исцелилась! Мой сын исцелил меня! Да славятся его земные деяния!
Он попытался протестовать, сказать ей, что совсем не хочет вершить славные деяния, или вещать на нескольких языках, или предсказывать будущее, или находить утерянные вещи. Он пытался сказать ей все это, но язык не слушался. Затем мать оказалась позади него, она уходила по булыжной мостовой, подобострастно сгорбившись, но в то же время в ее облике было что-то вызывающее; голос матери звучал подобно колоколу:
– Спасена! Спаситель! Спасена! Спаситель!
И тут, к своему ужасу, он увидел, что позади нее тысячи, может быть, даже миллионы других людей, изувеченных, искалеченных, запуганных. Там была и толстая репортерша, желавшая знать, кого демократы выдвинут в президенты в 1976 году; и до смерти перепуганный фермер в фартуке с фотографией улыбающегося сына – молодого человека в форме военно-воздушных сил, пропавшего без вести во время налета на Ханой в 1972 году; и похожая на Сару заплаканная молодая женщина, она протягивала ему младенца с огромной головой, на которой голубые вены сплетались в таинственные письмена, предвещавшие скорую смерть; и старик со скрюченными артритом пальцами, и многие другие. Они вытянулись на мили, они терпеливо ждут, они доконают его своими пугающими немыми мольбами.