— Отчего ж запретили по мосту ездить?
— Кто их знает?.. Такие порядки!.. Эх, ну, ну, вы!.. Кормиться тоже и алхитехтурам надо, без того нельзя!.. Эх вы, матушки, вывози, вывози, поштенные!.. Есть-пить всякому надо… Только нашему брату совсем беда!.. Глядь-ка, кака маята коням-то!.. Ну, тащи, тащи, соколики!.. А прежде алхитехтуров да анжинеров слыхом не слыхать!.. Эх, ну, ну, вы!
Мучимые комарами, что толклись над болотом, с полчаса промаялись мы. Проезжая мимо моста с тоненькими, старенькими стойками, понял я расчет строителей. Сделавшись с подлежащей властью, то ль еще творят они по глухим местам, такие ль еще беды строят народу божьему! А все больше поляки да немцы.
В Медвежьем Углу гостиниц нет. Привезли меня к Абрамовне, что содержит единственный в городе постоялый двор. По счастью, нашлась порожняя горенка; там кой-как я расположился. Об удобствах речи не было, и за то слава богу, что комнатка нашлась.
Не успел оглядеться, как услышал сильнейший храп. Кто-то рядом отдыхал в час полуденный. Богатырские звуки неслись из соседней горенки, куда вела растворчатая, сильно покоробленная и не очень плотно затворявшаяся дверь. Она была заперта черным, репчатым замком,[1] на двух кольцах. Вошла здоровенная девка а засаленном темно-синем, китаечном сарафане, пестром ситцевом переднике и сильно поношенном шелковом платке на голове.
— Самоварчик вашей милости не поставить ли?
— Какой теперь самовар!.. Кто это у вас так похрапывает?
— А Гаврила Матвеич, — отирая передником потное лицо, отвечала работница Абрамовны.
— Какой Гаврила Матвеич?
— А Уткин Гаврила Матвеич, подрядчик, — отвечала работница. — Острог строит, наезжает за работой приглядеть. Завсегда у Федосьи Абрамовны становится.
— Купец? — спросил я.
— Как вашей милости сказать? Не больно разумею я ответить-то… Купец, надо быть, — молвила работница. — Пишется деревни Белавки удельным крестьянином, вот недалече отсель деревня Белавка есть. Там и дом у него, и крупчатка о четырех поставах, фабрику недавно полотняную поставил в Белавке-то. Сам-от больше в губернии[2] проживает. По всему как есть купец. По свидетельству что ль как-то торгует, не умею сказать доподлинно: наше дело женское — до всякой точности не доходим. Да вы дальний, видно?
— Дальний.
— То-то.
— А почем ты узнала, что дальний я?
— А Гаврилы-то Матвеича не знаете. Его все знают. И начальство и большие господа.
— Вот как!
— Да-а… Гаврилу Матвеича все знают… Так самоварчик не потребуется?
— Нет, не потребуется.
— Ну, ладно.
Ушла. А храп Гаврилы Матвеича громче да громче раздавался по моему «покойчику». Сил не стало, и хоть жар еще не свалил, хоть и устал я с дороги, но — не слыхать бы этого храпу пошел смотреть на Медвежий Угол.